За пределами ведомых нам полей

Назаренко Михаил

А вот были ли наследники у Эдварда Лира, сказать затрудняемся. Всем известен Лир – автор лимериков, составивших «Чепуховую книгу» (The Nonsense Book, 1846)…

А вот господин из Бомбея.

Он сидел на столбе, не робея.

А когда холодало –

Он спускался, бывало,

И просил ветчины посвежее.

(пер. О. Седаковой)

…но куда менее известен Лир – автор «Чепуховых песен» (1871), «Большей чепухи» (1872) и «Смехотворных стихов» (1877).

И почти совсем неизвестен Лир-человек.

В 1812 году на свет появился двадцатый ребенок разорившегося биржевого маклера. Родители не уделяли особого внимания

сыну, оставив его на попечение сестры, которая сама годилась ему в матери (старше брата на двадцать один год!). Уже в детстве Лир страдал эпилептическими припадками (позднее к ним прибавился целый набор болезней) и слабым зрением, которое ухудшилось от того, что Эдвард стал всерьез заниматься живописью. В двадцать пять лет Лир покинул Англию, куда возвращался лишь наездами. В поисках впечатлений и климата, благоприятного для здоровья, он объездил всё Средиземноморье, от Италии до Турции и от Греции до Египта. Пейзажи Лира приобрели некоторую известность, равно как и рисунки, выполненные в Лондонском зоологическом саду: молодой художник так мастерски изображал попугаев, что в честь него назвали два вида – «какаду Лира» и «ара Лира». Помимо попугаев, Лир общался также с королевой Викторией, которой дал двенадцать уроков рисования («Где вы раздобыли такие замечательные картины? – Унаследовала, мистер Лир»). А еще он был невероятно трудолюбив. И сочинял песни. И пел их так, что слушатели плакали (как говорят, от восхищения). А еще…

«Ноги у меня кривые – по ним когда-то проехались – шея чрезвычайно длинна – нос напоминает слоновий – & я имею обыкновение спотыкаться на ровном месте, там & сям – ибо полуслеп; & вы можете составить общее представление обо мне»…

Трудно удержаться от сравнения Лира с Кэрроллом. Оба – звезды первой величины викторианской детской литературы (эпоха была долгая, и то, что Кэрролл на двадцать лет младше Лира, не столь уж важно); оба издали первые свои книги под псевдонимом (Лир подписал «Чепуховую книгу» именем Дерри Даун Дерри). Оба всю жизнь совмещали респектабельную профессию и несерьезное хобби – и оба были не вполне счастливы в профессиональной сфере. Кэрролл заработал репутацию невероятно скучного и равнодушного лектора; Лир в один год увидел смерть любимой сестры, провал выставки картин и… первое издание «Чепуховой книги» под именем автора – словно сама судьба жестоко указывала, в чем его предназначение. С другой стороны, не было бы Кэрролла-писателя без Доджсона-математика, а Лир не только глядел на мир как художник, но и сам иллюстрировал все свои книги (в этом он схож с великим эксцентриком ХХ века – Мервином Пиком).

И Кэрролл, и Лир вели оживленную общественную жизнь, играли с детьми, были вхожи в знатные дома – но при этом оба холостяка оставались глубоко одинокими до конца жизни; Лир даже умер в одиночестве, а не в доме родни, как Кэрролл. Оба переживали затяжные и тягостные депрессии; обоих биографы, вооруженные всесильным учением Фрейда, подозревали в тайных (и невоплощенных) пороках. Кэрролл чем дальше, тем больше склонялся к морализаторству религиозного толка. Лир не изменял собственному символу веры, который записал в письме одной девочке: «Дитя мое, я уверен, что нам позволят смеяться и на Небесах!».

Не мог бы Кэрролл, с его-то почти болезненной гордостью, писать «чепушинки» по настойчивому требованию аристократов; но Лир, в отличие от неуживчивого Кэрролла, сумел поставить себя так, что его принимали не как слугу или шута, но как почетного гостя (хотя сам утверждал, что с гордостью носил бы шутовской колпак-митру).

Лир и Кэрролл не могли не читать друг друга – но, сколько известно, ни один из них и словом не обмолвился о коллеге.

Четверть века разделяет первую и три последние книги Лира – а ведь в этом промежутке была напечатана «Страна Чудес». Предполагают, что именно благодаря «Алисе» Лир понял, насколько широко поле нонсенса, – и что оно не исчерпывается строгой структурой лимериков. «Чепуховые песни» и «Зазеркалье» были напечатаны почти одновременно, и при всем их несходстве чувствуется, что Бармаглот и Джамбли обитают не так уж далеко друг от друга.

Поздний Лир известен у нас не так хорошо, как ранний; причин тому две. Во-первых, каждый, кто сочиняет лимерики (а сочиняют их все), помнит, кому обязан. Во-вторых, и это серьезнее, адекватных переводов Лира не так уж много, хотя брались за него такие мастера, как С. Маршак, Г. Кружков (в русской

поэзии) и А. Мокровольский (в украинской). Слишком уж весомой оказалась репутация Лира как детского поэта – а в украинской версии к этому прибавилось национальное пристрастие к уменьшительным суффиксам. [32] Между тем, Лир столь же обязан романтикам начала века, сколь и «Песням матушки Гусыни» – классическому сборнику «детской поэзии» (nursery rhymes).

32

Говорим это не в умаление заслуг переводчиков: многие стихотворения переданы просто блестяще. Кстати, благодаря Мокровольскому наш читатель имеет практически полное собрание сочинений Лира – сборник «Небилиці» (1980, 1989).

«Матушка Гусыня» давно привлекала внимание фольклористов: бессмысленные, казалось бы, стишки и песенки – свидетельства древних времен, только нужно их правильно прочитать. Два хрестоматийных примера: «Старый дедушка Коль» – не кто иной, как король Коэль, старший современник короля Артура (вторая половина V века); Лев и Единорог, ведущие смертный бой за корону, – эмблемы Англии и Шотландии, геральдические звери британского герба, а значит, стишок сложен не позднее XVII века. Наконец, часть «Песен» – например, «Шалтай-Болтай» – представляет собой загадки, столь же древние, как и те, которыми обменивались Бильбо и Голлум. [33]

33

А вот название «Матушка Гусыня» – отнюдь не староанглийское. «Сказки моей матушки Гусыни» – классический сборник Шарля Перро (1697). Его английский перевод неожиданно принес издателям немалый доход, что сподвигло их выпустить в 1791 году «Мелодии матушки Гусыни»: нередкий пример использования чужой торговой марки – так сказать, «Таня Гроттер» XVIII века. В первое издание «Мелодий» входило 52 фольклорных стиха и 16 песен Шекспира. Для солидности.

Неудивительно, что «Песни Матушки Гусыни» использовали в качестве источника образов и сюжетов десятки авторов – от Кэрролла до Толкина и от Краули до создателей «Десятого королевства» (не говоря об О.Генри и Агате Кристи). В этом смысле книга детских стихов оказалась одним из мифов, на которых основана современная фэнтези. Действительно: Матушка Гусыня рассказывает о том, что всем отродясь известно, что безусловно истинно и что повторяется снова и снова – как чтение книги ребенку; как попытки собрать Шалтая-Болтая, который выступает своего рода аналогом умирающего и воскресающего бога. Если мы и преувеличиваем, то ненамного.

Что же делает Лир?

Он берет знакомые детям образы – или создает новые, похожие – и переносит их в жанр романтической баллады. Знаменитых «Джамблей» по мастерству исполнения и богатству колористики сравнивают с произведениями Кольриджа – а ведь в основе-то вполне узнаваемый стих о трех мудрецах в одном тазу!

В решете они в море ушли, в решете,

В решете по седым волнам.

С берегов им кричали: – Вернитесь, друзья! –

Но вперёд они мчались – в чужие края –

В решете по крутым волнам.

Обычный для литературы того времени мотив стремления в синюю даль («Туда! Туда!» – через весь XIX век проносятся отзвуки лирического возгласа героини Гёте). Вот только плывут в эту даль синерукие и зеленоголовые Джамбли. В решете, как сказано выше, с мачтой из курительной трубки и носовым платком вместо паруса. Лир не обливает романтическим презрением обывателей, которые не понимают высоких джамблевских стремлений: когда странники благополучно вернулись домой с чужеземными товарами, все (every one – те самые «все», «они», которые окружают и персонажей лимериков) поклялись повторить их подвиг. Где заканчивается романтическая баллада, чей склад и лад так трудно дается переводчикам, – и начинается детская сказка?.. А сказка, в свою очередь становится самой что ни на есть высокой фэнтези – о Походе (Quest), участие в котором есть «обряд перехода», посвящение во взрослую жизнь.