За пределы атмосферы
Шрифт:
Редко бывает, чтобы милиция выражала глас народа, но тут – поди ж ты. Жужжало, как выразился Гущин, и впрямь все Гусятино, и ближайшая округа, и до Безносова долетало. А началось с того, что вечером двадцать девятого перекрыли в Гусятине воду. Начиная с девяносто второго такие истории въелись уже в ткань местного быта, случались по всякому поводу – от порыва проводов в ненастье до неплатежей поселковых предприятий – и никто не удивлялся. Вяло, без запала матерились – и все. Если отключение длилось неприлично долго – по чьему-нибудь начальственному мнению неприлично, поселковых никто не спрашивал,
А кому идти в эту очередь – никак у Худяковых не вырешивалось. Глава семейства проснулся оттого, что в прихожей раздались приблизительно равномерные звуки, похожие на падение некрупных предметов. Это Катерина, идя по прихожей в сторону туалета, пинала попадающиеся под ноги ботинки, сапоги и прочие обувки. Потом донесся ее голос:
– И этот… (пинок) гр-рязь! И еще… (снова пинок) др-рянь! И штаны… (хшш – звук тряпки по линолеуму) бр-росил, в чем стирать буду? Лежит… (опять пинок), мотня такая, зла моего не хватает!
И так далее, и тому подобное. Обычно это тянулось до пока не надоест. Хотя «Мотня», будучи одним из домашних прозвищ главы семейства Матвея, могло означать, что гнев хозяйки был не очень настоящим.
– Кать… Ну… – пробурчал он примирительно. – Это ты понервничала, с этой… милицией… Тудыть ее… Ну не надо… Все пучком…
– Кто за водой пойдет? Там уж, еть ее совсем, последний осадок раздали, он глазами еще только хлопает! Милицию приплел! Дочь украли – тоже лежал!
– Дак вернули… Кать, да хрен с ними всеми, хорошо же все уже…
– Ему все хорошо! Жрать чё будем, стряпать с чего буду?
В туалет идти было по такой тактической обстановке нельзя. А надо. И Матвей, как истинный гусятинец, вспомнил о колодце, раньше поившем полпоселка, а теперь затинившемся от малопользования. До него идти – через кусты, а там можно.
– Кать, а Кать! Давай я те новогодний подарок сделаю. Из колодца наношу!
От неожиданности Катерина замолкла на полминутки. Этим надлежало пользоваться безотлагательно. Матвей лихо вскочил с постели – ведь поднуживало, подзуживало! – быстро оделся и живой ногой был уже в ванной, где ждали приготовленные на такой случай ведра и канистры. Взял одно ведро и одну канистру. А еще взял в прихожей веревку – уже очень давно на колодце ее не было, и нельзя было оставлять, сперли бы в один момент. И – вперед, вперед, вперед! Вот уж первый этаж, дверь, дырка в бетоне плиты перед подъездом – ноги обходят ее сами, это в спинном мозгу, не глазами, декабрьская темнота не мешает. Двор, заледеневшие лужи, и наконец-то кусты. Жжж – зазвучало по веткам. Уффф. Облегчение-то какое. А теперь придется выполнить обещание…
Ведро, канистра, потом еще ведро, еще канистра. Третий этаж вроде и невысоко, но двадцать-то кило в руке тащить тяжеловато.
– Кать, давай пока ванну наливать не буду? Вдруг быстро дадут?
– Ладно, ладно…
И стали умываться, как делалось в таких случаях – из большой миски. Из нее можно черпать самому, никому рядом с кружкой стоять, поливать не надо. Когда дошел черед до Вички, раздалось ее удивленное:
– Во,
Катерина, собиравшаяся стряпать – на работе всех распустили праздновать, мало ее, работы-то, – вернулась в ванную. На дне миски для умывания лежал тонкий зелено-бурый слой, начисто скрывавший рисунок на эмали миски. А над этим бурым вода была голубоватая. И на потолке играли от нее блики. Такой воды она в жизни не видывала.
– Слуш, – начала она неуверенно, еще не вполне понимая собственную мысль, – а да-ай сольем эт-дело… в чайнике же все равно кипятить…
Сказано – сделано. Чайник завел утреннюю бодрую песню. Вичка перебила:
– Ой, ма, а теперь, гляди, и в ведре!
И Катерина убедилась, что на дне ведра появился точно такой же слой осадка. Вот только что, пять минут назад, когда зачерпнула миской, не было. Хотя вода была мутновата. А теперь лежит слой грязи, но над ним чистота невиданная.
– Ты как это сделала?
– Как обычно, – пожала плечами дочь. – Зачерпнула.
И отерла друг о друга мокрые пальцы.
– Руки-то зачем было окунать? – проворчала Катерина.
– Посмотреть хотела… – совсем уж под нос буркнула Вичка.
– Ну чё ты ее, она и так натерпелась, – донесся из комнаты голос Матвея.
– Ведра не насмотрелась? Назад в ясельки? – продолжала ехидничать Катерина, но Вичка вскинула голову и сказала твердо и рассудительно:
– Я руки-то в миску окунула – сразу осадок – шшш, вот и хотела посмотреть: а в ведре тоже так будет? Окунула, а оно – шшш, и так же. Тоже, и эту воду сольем?
Матвей уже стоял в дверях ванной, и голубые блики от ведра, полного чистейшей водой, плясали над ним и на его лице.
– Ух ты… – только и вымолвил он. – А если я?
Сунул палец во второе ведро. Ничего не произошло. Обыкновенная мутноватая вода. Чтобы готовить на ней, надо было ее отстаивать ночь или цедить через тряпку. Зачерпнул миской. Естественно, тоже ничего особенного. Рисунок на дне – подсолнух и листья – стал от нечистой воды еще более желтого тона, чем предусмотрел художник. Но он был отчетлив, никакого осадка за считанные секунды образоваться не могло. Вика окунула в миску пальцы. Раздалось негромкое шипение, напоминающее газировку, – и подсолнух почти исчез под пеленой буро-болотного, тинистого налета. А вода заголубела прозрачно и льдисто.
Матвей чуть миску не выронил. Поставил на раковину, выпрямился, перевел дух.
– Т-ты как… к-как это делаешь? Т-ты… это шутка такая новогодняя?
– Не знаю. – И Вичкины щеки, круглые и розовые, порозовели еще сильнее. – Новый год, вообще-то, завтра… послезавтра…
– Т-ты чё плетешь? – продолжал Матвей. Катерина погладила его плечо:
– Ну, ну, сам же говорил: натерпелась… И мне подарок решил сделать, и вообще… чего мы тут столпились?
Вышла из ванной, протолкнувшись в дверь мимо Матвея.
– Доча! – донеслось уже из комнаты. – А ты можешь так всю воду?
– Не знаю… А может, чаю сначала?
Чайник вовсю сипел на газу. Отвлеклись на завтрак. Начайпитый Матвей, против обычного, не лишился всякой подвижности. Его не меньше жены интересовало, что будет.
Катерина потратила миску воды, чтобы хоть как-то ополоснуть ванну. Потом вылила туда ведра, осторожно сливая с осадка. Ополоснула, выплеснула этот осадок насколько могла тщательно. И налила в ведро из канистры. Не дополна.