За пригоршню кулаков
Шрифт:
– Да, - раздался прямо над ним голос Паука.
– Нас обоих тошнит, дружище.
Паук мягко спрыгнул на землю. Его лицо побледнело, а плечи тяжело опустились. Вся его энергия испарилась. Он выглядел расстроенным.
– Тошнит от этого, - проговорил он.
– От всего этого.
Сказав эти слова, Паук рухнул на землю и спрятал лицо в ладонях.
Сэм огляделся, но уже знал, что девочки не будет нигде. Она испарилась в какой-то темной глуши, откуда внезапно появилась.
Сэм подошел к подножию многоэтажки, куда рухнул, беззвучно плача, Паук, и присел рядом с ним. Он устало вздохнул.
–
Паук помотал головой, не поднимая глаз.
– Иногда чувствуешь себя... прямо как будто спрыгнул с крыши.
Паук, не поднимая глаз, кивнул.
– Говорю тебе, Паук - я не знаю, что сделал бы, если б потерял того, кто мне дороже всех.
– Надеюсь, никогда и не узнаешь, - произнес Паук.
Он всхлипнул, всего лишь раз, подавив рыдание, татуировка на его шее шевелила чернильными лапками, выглядя слишком уж уязвимой и жалкой, чтобы служить отметкой для крутых парней.
– У меня челюсть ноет, - сказал Сэм.
– Прости, - засопел Паук.
– Все в порядке. Ты не виноват.
– Ты собираешься арестовать меня?
– Не.
Они немного посидели рядом, каждый в своих мыслях, пока, наконец, не появился Джин Хант в своем верблюжьем пальто, не прекращая изрыгать угрозы и хитроумные остроты.
– Подожди нас в машине, Шеф, - не пытаясь ничего приукрасить, сказал Сэм. Голос его был утомленным. Прямо сейчас он был не в настроении видеть Ханта.
– Просто... подожди в машине.
Джин примолк, прищурившись и с неподдающимся описанию выражением лица уставившись на Сэма и Паука. Потом, не произнеся ни слова, повернулся и зашагал прочь, сердито раскуривая по пути сигарету.
Они вернулись обратно в участок. После всех разбирательств у многоэтажки Паук, наконец, успокоился. Сэм проводил его к "Кортине", где необычайно тихо сидел Джин. Сэм напомнил Пауку - а возможно, заодно и Джину - что никто здесь не арестован, никого ни в чем не обвиняют, что от Паука ожидается лишь, что он поможет им, дав в участке какую-нибудь информацию. Паук, пожав плечами, согласно кивнул и без лишних слов смиренно полез на заднее сиденье "Кортины". По дороге в участок все трое не произнесли ни слова.
Но к тому времени, как они доехали, на щеке и подбородке Сэма разросся ужасающе огромный синяк. Эта картина потрясла Энни настолько, что она сама была готова отлупить Сэма, если он не пойдет в травмпункт и не покажется врачу.
– Тебе надо в неотложку!
– распорядилась Энни.
– Прямо сейчас!
– Ничего не сломано, все будет в порядке, - сказал Сэм, поморщившись, когда она дотронулась до его посиневшей раздутой челюсти.
– С каких это пор ты такой знаток, Сэм? Я сама окажу тебе помощь.
– Попозже, - сказал он.
– То есть, никогда.
– Нет, Энни, просто попозже. Нужно опросить свидетеля.
– А еще ты не хочешь предстать перед парнями хлюпиком, правильно?
Сэм засмеялся и тут же поморщился. От смеха его челюсть пронзило болью.
– Не думай, я не фанатик какой, - сказал он.
– Ты не хуже меня знаешь, что шишки и синяки - это часть нашей работы.
– "Шишки и синяки"?! Сэм, да ты выглядишь, как черно-белый менестрель!
– Господи, надеюсь, что нет, - пробормотал Сэм,
– Слушай, Энни, мне сейчас не до споров. Паук так уязвим, со смертью Дензила он потерял все, что считал семьей - он сломлен. Он поговорит со мной, я знаю. Поговорит прямо сейчас. Я не могу откладывать. Ради бога, я не могу оставить этот допрос на Джина.
18
"The Black and White Minstrel Show" - развлекательное шоу на BBC (1958-1978), варьете, исполняющее американские деревенские песни. "Old Man River" (1927) - песня из американского мюзикла о неграх, плывущих по Миссисипи.
– Но, Сэм...
– Поверь, Энни. Это важно.
Энни секунду сурово смотрела на него, потом черты ее лица смягчились.
– Просто я иногда переживаю, - сказала она.
– Видя, как ты возвращаешься весь в синяках.
– Знаю. Я тоже за тебя волнуюсь.
– Не понимаю, почему, Сэм, я же не ввязываюсь в драки.
– И правда, - сказал Сэм.
– Это выглядит просто как попытка сказать что-то правильное. Но я серьезно. Я волнуюсь. Нельзя отучить волноваться за тех, кого...
– Кого что, Сэм?
– За тех, кто тебе нравится. О ком ты заботишься. Сильно заботишься.
Совсем не время, и уж конечно, не место было продолжать эту беседу в таком русле. За плечом Энни он видел Рэя, разговаривающего по телефону; Рэй с типичной грубостью подмигнул ему. Сэм почувствовал сильное желание обмотать телефонный провод ему вокруг шеи и придушить.
– Я не собираюсь изображать твою маму, Сэм, но ты не можешь так легкомысленно относиться к своему здоровью, - произнесла Энни, глядя на него с таким серьезным видом, что Сэму захотелось снова рассмеяться.
– И не ухмыляйся! О себе самом тоже нужно заботиться, это важно.
– Не был бы я так изранен, поцеловал бы тебя прямо сейчас!
– сказал Сэм.
– Вот ведь повезло, такое счастливое избавление, - сказала Энни и вернулась к своему столу.
– И не думай, я с тебя глаз не спущу, босс. В ту же минуту, как покончишь со своим интервью, потащу тебя прямым ходом в больничку, чтобы тебя осмотрели. И это мое окончательное решение.
– Медсестре Картрайт лучше знать, - сказал Сэм.
– Медсестре Картрайт известно все, - откликнулась она, стараясь, чтобы голос звучал как можно серьезнее.
Когда Сэм развернулся и направился в Комнату потерянных вещей, он вдруг почувствовал тревогу. Дурашливое замечание Энни эхом пронеслось в его голове.
– Медсестре Картрайт известно все.
Все, подумал он. Она знает и тот секрет, что хранит от меня, тот секрет, который хочет рассказать мне Девочка с Заставки... сокровенный, мрачный секрет, который перевернет мой мир...
– Дерьмо несусветное, - пробормотал он себе под нос, целеустремленно шагая по коридору.
– Ничего секретного. Энни - это Энни, этим все сказано. И мы будем вместе. И мы будем счастливы. Вот так.