За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге
Шрифт:
Потом эту картину сменила другая: Вера с возмущением рассказывает о случившемся отцу — большие черные глаза ее сверкают, голос дрожит, а коса болтается, как телячий хвост. «Красавица! — вспомнил он день знакомства с вожатой. — Старшеклассники навязывались бы в друзья!» Тьфу! Дурак дураком и уши холодные! Надо же было такое придумать?! Не в друзья к ней навязываться, а за десять километров обегать, как чумную. И не уважать полагается, а ненавидеть.
Чем дальше, тем обида зрела все больше. А вместе с обидой, рождалась и жажда расплаты. Хотелось выбрыкнуть что-нибудь такое, от чего Вера испугалась бы, побледнела, даже
Петька не надеялся уже придумать что-нибудь стоящее, как вдруг… Мысль показалась до того простой и удачной, что он даже засмеялся. Ну да! Вожатая носится со своим письмом. Око у нее вроде козырного туза. А что, если взять и одним махом убить этого туза? Может, нельзя, да? Дудки! Можно! Надо только сегодня же вернуться домой и решительно заявить: «Хватит! Ни в какой лагерь назад не поеду!» Отец, конечно, рассердится, начнет кричать. Да куда денешься? Как-нибудь смирится. А письмо вожатой, если потом и придет, никакой силы иметь уже не будет. Пускай Верочка покусает локти!
Да, именно так и следует проучить задаваку! Загвоздка только в одном: как убежать из лагеря?
Загоревшись, Петька тут же хотел посоветоваться с Юркой или Алешкой. Но передумал. Очкарику затея придется, конечно, не по вкусу. А с ним согласится и Алешка. Разве не так было, когда речь зашла о походе к Орлиной скале? Чего доброго, приятели расскажут еще обо всем старшим. А тогда уж не сбежишь… Нет! Лучше всего пробраться, пожалуй, к Коле. Этот человек не выдаст. Наоборот, даже разузнает, пойдет ли сегодня машина в район, подскажет, как сделать, чтобы шофер подобрал на дороге. В деревне-то ведь в кузов или кабину не заберешься: увидят.
Стоило принять твердое решение, как на душе сразу повеселело. Петька приободрился и стал ждать удобного момента, чтобы отлучиться из лагеря.
Перед самым ужином кто-то из взрослых, проходя мимо школы, крикнул, что Веру вызывают к телефону.
«Вот это нам и надо, — смекая, в чем дело, и прячась за угол, обрадовался Петька. — По здешнему же телефону меньше чем за полчаса не переговоришь…»
Коля был дома. Сидя не завалинке, он как бы нехотя мял в руках кусок хлеба и тут же бросал крошки под ноги. По земле под присмотром большой белой курицы суетились черные, словно вымазанные в саже, утята. Длинноносые, шустрые и прожорливые, они ловко хватали хлеб, толкались, пищали, а наседка, прохаживаясь, квохтала и недобро поглядывала на лежащего в стороне Валета.
— Здравствуй! — приветствовал друга Петька.
Коля не ответил. Лишь искоса взглянул на приятеля и тут же потупился. Петьке показалось, что глаза у мальчишки красные, а лицо заплаканное.
— Здравствуй,
Ответа не последовало и на этот раз. Освобождая товарищу место, Коля подвинулся и вдруг, не сдержавшись, всхлипнул. За первым судорожным движением последовало второе, третье. Худенькие плечи мальчишки затряслись, голова уткнулась в колени.
Для Петьки это было настолько неожиданно, что он сразу забыл о себе и, присев, в недоумении стал прикидывать, почему друг расхлюпался. Уже в первые дни знакомства он заметил, что выжать у Коли слезу дело почти безнадежное. Молчаливый и неулыбчивый мальчишка не хныкал даже тогда, когда случалось ударить себя молотком по пальцам. А тут вот пожалуйста!
Всхлипывания раздавались долго. Наконец Коля немного успокоился и вытер лицо рукавом.
— Ты чего? — осторожно спросил Петька. — Обидел кто, да?
— Не-е, — протянул Коля. — Мать дерется…
— Дерется?
Мать у Коли и Андрюшки была высокая, красивая, но почему-то всегда хмурая. Она не болтала с соседками, а здоровалась с человеком только тогда, когда сталкивалась с ним нос к носу. Придя домой с работы, она делала все как-то рывком, будто со злостью. Ведра у нее гремели, чашки и ложки летели на пол. На что куры и те разбегались в панике по двору.
— Дерется? — переспросил Петька.
— Ну да. Каждый день. Лупит как Сидоровых коз да еще и ругается. Навязались, говорит, проклятые, на мою голову. А кто ей навязывался? Разве я виноват, что он нас бросил?..
И тут Петька услышал целую историю.
Еще недавно семья у Коли с Андрюшкой была такая же, как у всех. Отец работал в Кедровке механиком и постоянно возился с машинами: то ремонтировал и водил тракторы, то ехал в Мартьяновку подменить комбайнера. В свободные же дни гулял с ребятами, делал для них игрушки, охотился. Жизнь, в общем, шла неплохо, но родители почему-то не ладили. Мать то и дело фыркала, бранилась, отец угрюмо отмалчивался, а потом стал все чаще и чаще напиваться пьяным.
Последний и самый серьезный скандал случился с полгода назад. Отец в тот день получил зарплату и принес домой водку. Мать закричала, швырнула в него веником. Он тоже рассердился, хлопнул дверью и к вечеру, даже не простившись, уехал в район. А теперь у него там другая жена.
Коля опять всхлипнул. И Петька ему посочувствовал. Шутка ли!
— За что ж она бьет вас?
— Да за все, — махнул рукой Коля. — Забыл притащить воды — подзатыльник. Оставил немытую чашку — ремнем. Я-то еще хоть вывернусь да убегу. А что делать Андрюшке?
Вдруг Коля с силой швырнул коркой в курицу и ударил себя по колену.
— Сбегу!
— Как? Что ты сказал? — не понял Петька.
— А то и сказал. Брошу все и убегу. Пускай тогда говорит, что навязался на ее голову!
У Петьки захватило дух. Это же невероятно! Он явился к другу, чтобы посоветоваться о побеге, а тот, оказывается, сам думает о том же! Если составить компанию, дело пойдет как по маслу.
Торопясь и глотая слова, он рассказал обо всем, что произошло в лагере, и тут же предложил Коле отправиться вместе в город.
— Сначала поживешь у нас, а потом отец устроит тебя в ремесленное или в интернат. Хочешь в ремесленное на связиста? Неделю будешь учиться, а в воскресенье приходить ко мне. Ага! Не бойся, деньги на пропитание да на дорогу у меня есть. Три рубля!