За тридевять земель
Шрифт:
Девушка ужаснулась: такого безобразия у неё даже в детстве не было, а здесь, как назло, ни пудры, ни тонального крема. Возмущаясь отсталостью сказочного мира, Василиса благополучно забыла, что их у неё и дома не водилось, поэтому в комнату она вернулась недовольная и собой, и миром.
В этот момент Ликси, которая решила провести эту ночь в кошачьем обличии — когда ещё с такой сумасшедшей хозяйкой доведётся на мягком матрасе поспать — соизволила открыть один глаз. С довольной мордой обозрев окрестности, она с радостным мявом бросилась к окну. Последив за ней взглядом, Василиса увидела
Борьба с наглой кошкой закончилась полной Василисиной победой, в основном потому, что глупое животное не смогло сразу решить, с чего начинать — со сливок или с ветчины, замешкалось и к дележке опоздало.
Даже не задумываясь о личности благородного кормильца и поильца, девушка впилась в бутерброд и отхлебнула кофе, испачкав нос в сливках. Правда, кофе слегка подостыл, но всё равно был великолепен. Для трагически таращившей глаза Ликси был оторван кусочек ветчины и, с явным сожалением, зачерпнута маленькая ложечка сливок.
Поставив тарелочку с пирожными на колени, Василиса с ногами устроилась на не очень для этого подходящем узком подоконнике, выглянула во двор и охнула — опять повтор набившего оскомину сериала: прислонившись к стене, точно в такой же позе, как и вчера, сидел Гриша и мирно спал. От неожиданности она вздрогнула, плеснула кофе себе на колено, потеряла равновесие и начала вываливаться за окно.
Остатки кофе, выплеснувшиеся Грише на голову, его разбудили как раз вовремя, чтобы он успел вскочить и девушку поймать, вернее — вынуть из оконного проёма, край которого не доставал ему до груди. Немного подержав Василису на руках, он слизнул у неё с носа остатки сливок, поставил на землю, грустно посмотрел на рассыпавшиеся вокруг ромашки — чуть ли не целый сноп — вытащил из-за уха зацепившийся одинокий цветочек и с глупой улыбкой протянул его новорожденной:
— С днём рождения!
Василиса подарок приняла, понюхала и спросила:
— Завтрак — это тоже ты?
Гриша гордо кивнул, а девушка рассмеялась:
— У тебя, между прочим, на носу тоже сливки. И на волосах.
Она остановила руку, которую парень уже начал поднимать к лицу, оторвавшись от её талии:
— Не смей продукт переводить! С меня — так слизал…
Встав на цыпочки, Василиса потянулась к носу, на котором, если правда, сливок почти и не было, но немного не достала, уткнулась в губы и через мгновение они уже самозабвенно целовались. Ликси, бдительно наблюдавшая за парой с подоконника, довольно фыркнула и деликатно спрыгнула в комнату, не забыв прихватить с собой остатки ветчины.
Уход кошки Василиса с Гришей даже не заметили, как и слегка завибрировавшую говорилку. Только когда жёлудь затрясся и истерически заверещал, Василиса отскочила в сторону и попыталась членораздельно ответить на традиционный бабушкин вопрос:
— Ты почему такая растрёпанная?
Не отрывая глаз от Гриши, девушка с удивлением спросила:
— А я растрёпанная?
Гриша виновато развёл руками, и это помогло придумать новый вариант ответа:
— Только что встала.
— А
— На солнце вчера перегрелась.
Бабушка смотрела недоверчиво, но от продолжения допроса воздержалась и плавно перешла к поздравлениям, а после них огорошила требованием не позже, чем через час, прибыть к ней для предварительного празднования, получения подарков и ещё для массы мероприятий, которые нужно будет ещё предварительно обсудить.
Василиса клятвенно обещала не опаздывать и причесаться, посмотрела на Гришу и расстроенно сказала:
— Ну, вот!
Гриша мгновенно оказался рядом, уткнулся в макушку, и расстроенно признался:
— И мне тоже нужно идти.
— Экзамен?
— Да нет. Ты сядь подальше, чтобы я вообще мог говорить, и я каяться буду?
— Что ты успел натворить?
— Ты только не сердись, ладно? У меня просто выхода другого не было.
— Да что ты сделал, в конце концов? Кого-нибудь пришиб?
— Хуже. Я монетку твою продал. Анатолю. Вернее, обменял — на квартиры для Инги и для меня.
Василиса помрачнела:
— И как она?
— Не знаю. По-моему, осталась не очень довольна — хотела на Красной Пресне, а получилось только в Печатниках.
Пересев поближе, Василиса прижалась к плечу, и грустно сказала:
— Вообще-то я немного другое имела в виду. Как она восприняла — ты ведь ей сказал, да? А она ведь на свадьбу надеялась…
— Не надеялась, а рассчитывала. Это немного разные вещи. И вообще, как выяснилось — я был запасной вариант, пока ничего получше не найдётся.
Василиса попыталась возмутиться, но Гриша остановил её:
— Не нужно. Я сам виноват. Когда понял, что ты на меня никогда не посмотришь — тоже ведь запасной вариант выбрал, первый, какой подвернулся. Так что не нужно Ингу осуждать, я и сам не лучше. Ты вот не разменивалась…
Кивая в такт покаянным словам, Василиса одну руку так и оставила зажатой в Гришиной лапе, а свободной рассеянно вытаскивала из травы щепочки, мелкие веточки и сухие листочки. Критически оглядев жалкую кучку, она констатировала:
— Значит, нужно костёр развести, только ещё веток нужно.
Гриша замолк на полуслове, потряс головой, и тоже уставился на собранное топливо:
— Костёр? Зачем?
— Как зачем? Костёр прогорит, мы пепел соберём и будем голову посыпать. Сначала себе, потом — друг другу.
— Ты хочешь сказать…
— Уже сказала. Мы все ошибаемся — и когда что-то делаем, и когда от чего-то отказываемся. И о том, чего не было, жалеем больше. Наверное, это у нас семейное. Да, ты в курсе, что мы с тобой дальние родственники? Твой прапрадед и мой…
Гриша отпустил Василисину руку и отодвинулся:
— Да, были братьями. И это ещё одна причина, почему я в сторону отошёл.
— Глупость какая! Это такое дальнее родство, что его, можно считать, и нет!
— Да не в этом дело. Просто слишком сильно наши семьи разошлись — твоя в сказочную элиту входит, а мы как были дикими лесовиками, так и остались. Так что, сама понимаешь, внучка главы Совета и потомок захудалой деревенской ветви… Я как домой фотографии с первого сентября послал — так меня и просветили.