За тысячу лет до Колумба
Шрифт:
– Я думаю, что нужно каким-то образом пробираться туда, вместе с группой легионеров, в полном вооружении, и в решительный момент не дать заговорщикам осуществить свои планы!
– И каким образом туда добираться? – с сомнением спросил Квинт. – По суше или по морю? Где находится этот Паленке?
– По морю вряд ли получится, – ответил Метерато, – город находится посреди суши, и морская дорога туда мне неизвестна. Есть пешеходная тропа, по которой пробирался ко мне гонец от Текамсеха, она петляет в горах и лесах, минуя большие города, путь занимает много дней, но другая дорога мне неизвестна.
–Мне кажется, я знаю более прямую дорогу,
ГЛАВА XIII. БРАК СО МНОЙ ЕЩЁ НАДО ЗАСЛУЖИТЬ!
– И какую же дорогу ты предлагаешь использовать, Алексий? – с любопытством спросил Квинт.
– Ту же, о которой говорил Метерато, только пройти её не по земле, а по воздуху!
– Аэростаты! Как же я сам не догадался! Только вот… Как экипаж найдёт дорогу в небе? И ещё – много людей на одном аэростате полететь не смогут. Кроме легионеров нужен кочегар на печь для подкачки горячего воздуха, а также другой, для парового двигателя, чтоб вращать воздушные винты, наблюдатель для прокладки курса…
– Дорогу к Паленке мы приблизительно будем отслеживать по тропе на земле, а точный курс я попрошу помочь нам показать священных кондоров… – вступил в разговор Метерато.
– Священных кондоров? – с сомнением спросил Алексий. – А как ты убедишь их показать нам дорогу?
– А как ты будешь управлять своим воздушным кораблём? – парировал Метерато. – У каждого из нас собственные секреты и умения!
– Твоя правда… А что касается экипажа, я думаю так, – проговорил Алексий, – мы отправим один аэростат, где буду находиться я, Метерато и Истэкэ, а также десяток легионеров во главе с одним из центурионов. В состав легионеров необходимо выбрать несколько человек, которые в полёте будут управлять печью и паровым двигателем, чтобы не увеличивать экипаж.
– А почему именно такой состав? – спросил Квинт.
– Я должен там быть обязательно – чтобы говорить с правителями на равных. Метерато будет договариваться со священными кондорами, а также быть главным посредником на переговорах. Истэкэ – наш связной, разведчик и переводчик, если возникнет такая необходимость. Он единственный из нас сможет свободно ходить по городу – Метерато слишком заметен, не говоря уже о нас, римлянах.
– А я опять остаюсь в резерве, на периферии событий! – с полусерьёзной грустью проговорил Квинт.
– Прости, дружище, но мне больше не на кого положиться в своё отсутствие. Аэростат, о котором мы говорили, будет авангардом, мы постараемся решить главные вопросы, договориться с правителем Паленке, а ты в нужное время приведёшь наши корабли с остальными экипажами, легионерами, учёными. Ты остаёшься руководителем экспедиции вместо меня, вы пока отойдёте к острову Погибшего Корабля – он находится недалеко, там есть вода и хорошая охота. Осмотрите корабли, подремонтируете, если нужно, пополните запасы. А потом попросите капитана Мания провести наши корабли вокруг острова, на котором расположена Страна Майя, как можно ближе к городу Паленке, а там оставите корабли под надёжной охраной части легионеров, а сами пешим порядком отправитесь на встречу с нами. Сигнальные средства – фейерверки, флажки должны быть у каждой группы. Договоритесь о сигналах, назначьте ответственных сигнальщиков.
– А кого из командиров легионеров ты берёшь с собой? – спросил Квинт, когда они остались одни.
– Центуриона Тита Сейвуса, – вздохнул Алексий.
– Тита? Странный
– Ну да, странный… Но, с другой стороны, он всё же будет под моим присмотром и вряд ли что-то устроит. Тем более и возможности такой у него не будет.
– А под моим присмотром, ты думаешь, он может начудить?
– Не обижайся, Квинт, но ты для него не командир, так, цивильный начальник. Тебя ослушаться – это просто нарушение дисциплины. А я прямой командир, и в этом случае речь идёт о нарушении легионерской присяги. А на это уже нужны очень веские причины.
– Да, пожалуй, ты прав, такое обоснование мне не приходило в голову…
***
Нежаркое утреннее солнце пробралось в просторную комнату сквозь щели в завесах, закрывающих высокие окна, ласково прикоснулось к нежной девичьей щёчке, пощекотало зажмуренные веки. Девушка фыркнула, просыпаясь, улыбнулась солнышку, то зажмуривая веки, когда луч бесцеремонно пытался ослепить её, то наоборот, распахивая огромные светло-голубые глаза на смуглом, точёном личике, обрамлённом русыми волосами. Она казалась нереальной в своём контрасте смуглой кожи и светлых до прозрачности глаз; резких, даже угловатых черт лица, линии плеч и рук, и мягкой округлости бёдер и живота.
При этом её нельзя было назвать красавицей ни с точки зрения соотечественниц, идеалом и мерилом красоты которых были приземистые, коротконогие, темнолицые женщины, горбоносые и косоглазые*, ни с позиции какого-нибудь мифического путешественника из Византии или Рима. Для первых она была безнадёжно уродлива именно своей стройностью и бледностью кожи, глаз, и волос, доставшиеся от матери, а те немногие черты, унаследованные от своего отца – смуглая кожа, чёткий, резкий профиль, горделивая посадка изящной головки, слишком ярко контрастировали с мягкими, светлыми, округлыми линиями всей её фигуры.
Девушка откинула тяжёлый полог, закрывающий вход в комнату, и впустила нескольких женщин-служанок, ожидавших её пробуждения. Они внесли глиняные кувшины с тёплой водой, плоские корыта, полотенца, расшитые угловатым орнаментом. Начались утренние гигиенические процедуры, которые доставляли даже некоторое удовольствие, а затем в ход пошли яркие краски в глиняных плошках и тонкие кисточки – на гладкую кожу девушки женщины стали наносить узор из прямоугольных линий, разных цветов и оттенков. Это был её компромисс с отцом, правителем Текамсехом. Этикет требовал, чтобы тело дочери правителя было покрыто татуировками, но она категорически отвергала это требование с самого детства, отчасти из-за неприятия дикой боли, которой сопровождалась эта процедура (на коже по-живому делали множество надрезов, в которые втирали яркие краски), отчасти из-за нежелания портить свою гладкую, нежную кожу. Правитель, обожавший дочь, пошёл на уступки, но ради соблюдения этикета, велел постоянно обновлять рисунок на её теле. Это неприятное действие она тоже не любила, но терпела ради отца.
Наконец со всеми процедурами было покончено, и Кетери, одевшись, вышла в соседнюю комнату, где её встретил стройный, невысокий юноша, старший брат Мэхли, внешность которого не была столь контрастной: в нём преобладали характерные черты майянских мужчин, разве что юноша обладал чуть более светлой кожей, более стройной фигурой и менее резкими чертами лица. Брат с сестрой тепло поздоровались друг с другом – их всегда связывала нежная дружба.
– Как спалось, сестрёнка? Боги посылали тебе хорошие сны?