За землю Русскую
Шрифт:
— Не из дружины ли нашей удалец? — высказал подозрение и нахмурился Александр. — Что увел девицу — его дело, лишь бы подобру и охотой шла с ним; но за то, что молчал, накажу. Будут толки на Новгороде: княжие-де дружинники чужих невест бесчестят… Кто он по имени?
— Не из дружины молодец. Торговый гость Василий Спиридонович.
— Спиридонович? — лицо Александра посветлело. — Чужую невесту увел?.. Не думал о нем такое. Ну, пошумят, побранятся вотчинные, а княжий двор в стороне. Гости торговые сами дадут ответ, да небось и боляре не все скажут за Твердиславича; ему ли, хворому, владеть молодой женой!.. Пошли, болярин, отрока в хоромы к Спиридоновичу,
— Чернява, но стройна и румяна… Зовут Ефросиньей.
— Где схоронил болярышню Спиридонович, не в своих ли хоромах?
— Нет, не у себя. Живет она на Лубянице, по родству Васильеву, в хоромах старосты Онцифира.
Услышав, где скрывается Ефросинья, Александр усмехнулся.
— Как пошлешь отрока к Спиридоновичу, болярин, — сказал он, — передай заодно: седлали бы коней, ввечеру поеду на Лубяницу. Со мною быть Олексичу и Ивашке; еще двум отрокам на конях. Есть у тебя, Федор Данилович, еще дела неотложные?
— Да, — Федор Данилович развернул свиток. — Недобрую молвлю весть.
— Не хотелось бы мне слушать недоброе, да не обойдешься, знать. Не скрывай, говори прямо. Грамота у тебя… Откуда она?
— Из Риги, тайная грамота. Поутру нынче принес гонец. Пишут и на словах гонец передал: зло замышляют в Риге. И епискуп и лыцари…
— Когда же уймутся они? — перебивая боярина, воскликнул Александр. Он с шумом отодвинул кресло, на котором сидел, прошел к двери, вернулся и сел на скамью, ближе к боярину Федору. — Давно ли в Копорье и Пскове бились с ними, не пошла, знать, им впрок наука.
— Не гневайся, Александр Ярославич, с терпением выслушай то, о чем молвлю, — сказал боярин. — В Риге меченосцы о своем благе думают, мы тоже подумаем о своем.
— От кого грамота, верный ли тот человек, Федор Данилович? — после небольшого молчания спросил Александр.
— Нам он верен. Мною послан туда… Знают его в Риге как гостя из Преслава болгарского, от Русского моря. В почете живет он в Риге и в речи немецкой сведущ.
— О чем довел в грамоте?
— Рать собирают ливонцы, кричат о большом походе на Русь.
— Не пугают ли нас большим-то криком, болярин? — усомнился Александр. — Велика ли их сила? Что пишет о том гость из Преслава?
— Пишет — озлоблены лыцари за поражения, принятые от тебя, шумят о походе по всем землям германским и датским. Тати и разбойники, кои не славы ратной ищут в битвах, а добычи, собираются в лыцарское войско. Пройдут по нашей земле — страшно молвить, сколько прольется крови, сколько слез и бед принесут они.
— Не будем и мы сидеть да ждать сложа руки, болярин, — выслушав Федора Даниловича, сказал Александр. — Мы стоим в Пскове и не собирались уходить оттуда. Большую рать собирают лыцари, но мы шума о том не поднимем. Пусть утешаются в Риге тем, что походом своим захватят нас врасплох. Завтра соберемся на Шелонь, а ты, Федор Данилович, гостю из Преслава дай слух, что князь не думает о походе, ушел с ближнею дружиной гулять на ловища. К нашим выгодам слух будет. И, не медля, снаряди гонцов с грамотами в Карелу, на Обонежские земли, в Устюг Великий, в Бежичи… Собирались бы посошные ратники и шли в Новгород. Вернемся с Шелони — пойду с малой дружиной во Владимир, спрошу у великого князя помощи Новгороду низовыми полками. А уйду — ты, Данилович, о том передай слух в Ригу, что князь во Владимире, возвернется когда на Новгород — неведомо. Не раньше весны. Думали бы и судили епискупы и лыцари
— Сделаю так, как велишь, княже, — сказал боярин. — Напишу грамоты. Оружие у ремесленных, кое сделано будет, не возьму до времени на княжий двор, велю хранить у себя. Гостиным людям молвлю: готовили бы крупу да сухари, куделю дали бы на тегилеи, железо и медь, у кого отыщутся. Соберется войско, было бы чем его снарядить.
— Делай все, как указано, Федор Данилович! И о том нынче твоя забота — не пришел бы в дом святой Софии чужой поп. Явится чужой — распри и коварства будут, до них ли нынче! Желаю я видеть владыкою новгородским юрьевского игумена Нифонта.
— И я не ведаю попа достойнее Нифонта, — согласился Федор Данилович. — Поезжай на Шелонь, княже; ты свое делай, а я свое.
Глава 7
Ключник владычной вотчины
Семенко Глина объявился на Шелони. Не худым попишком, каким пробирался когда-то он из Риги в Новгород, явился на Шелонь Семен, а правителем — ключником владычной вотчины. Привез его в вотчину ближний владычный ключарь Феогност; холопам и ратникам владычного полка, сторожившим вотчинное добро, наказал он: слушаться во всем Семена, а кто ослушается — судим будет владычным судом.
Вотчинная усадебка, где поселился Семен, окружена рвом, над которым, на валу, высится острог с рублеными стрельницами по углам. Внутри острога — хоромы островерхие с клетями и подклетями; рядом — церковка деревянная. От ветхости церковка покосилась, и издали казалось — кланяется она кому-то. По зимам церковка отапливается по-черному, отчего лики в иконостасе до того потускнели от копоти, что нельзя отличить один от другого.
Глина обосновался в верхней светелке; внизу, над клетями, жили стражи и работные холопы. Жизнь в хоромах боярина Нигоцевича научила Глину боярскому обиходу. В светелке у него, на лавке в переднем углу, тяжелый ларец, окованный железом, лавки покрыты сукном, на полу разостлан мягкий войлок. Поселясь в вотчине, Глина сбросил крашенинный подрясник и скуфейку, надел белую рубаху из тонкого холста, с красной обнизью, малиновый суконный подрясник. Поверх подрясника — пояс сыромятный; выцветшую скуфейку заменил колпак, отороченный куницей. Бесцветное лицо его пополнело, а серые глаза не выражали больше осторожности и тревоги.
Богаты рыбные ловища на Шелони, много красного зверя и пчелиных бортей в борах. Холопы и смерды-половники, что живут в посадах и займищах на владычной земле, ловят рыбу и зверя, ищут борти, сеют жито на пахоте, льны на огнищах. Зимой, как только установится санный путь, скрипят обозы по дороге на Новгород; везут мужики во владычные закрома зерно, мягкий и белый, как серебро, тонкопрядый лен, бочки с медом самотечным, прозрачным, как янтарь; везут воск, меха лисьи, куньи, бобровые, горностаевые; везут дичь мороженую, зайцев, окорока кабаньи. Не перечесть добра, которое идет с Шелони ко владычному двору. Владычными указами взято в вотчину святой Софии все Зашелонье, до Полисти.
Против владычного слова в Новгороде Великом ни князь, ни бояре в совете господ не судят суда. Да и кто понесет навет или жалобу на дом святой Софии! Ратники владычного полка сожгут жилье непокорного смерда, а самого бросят в поруб.
В первые дни владычества своего в вотчине Глина сидел тихо. Он не показывался за воротами острога: смотрел добро, что сложено в клетях, бранил работных холопов, но ни к кому из них пальцем не прикоснулся. По вотчине разнеслась весть о доброте нового правителя.