Забытые боги: Пепельное солнце
Шрифт:
Она кричала, но никак не могла найти взглядом того, на кого именно изливала своё недовольство. Комната на первый взгляд казалась пустой, но Сюльри была готова отдать руки и ноги на отсечение, что здесь был кто-то ещё, спрятанный в тени объемного шкафа из темного дерева.
– Эй ты! Я тебя вижу, – ткнула пальцем наугад Сюльри. – Выходи и немедленно, иначе я пожалуюсь главному, этому, как его… А! Бо Лукану! Слышал меня? Выходи!
Тень за шкафом слегка шевельнулась. Сюльри сощурилась, пытаясь разглядеть её хозяина, однако это и не потребовалось – высокая фигура в темной рясе сама вышла на свет, но
– Ага! Так и знала, что здесь кто-то есть! – победно воскликнула Сюльри. – Вас не учат в Храме, что заходить в чужие комнаты без стука нельзя? Что за безобразие! Кто ты вообще такой? Покажи себя, чтобы я знала, на кого пожаловаться!
Фигура в рясе всё то время, пока её отчитывали, стояла с поникшей головой, которую прикрывал длинный глубокий капюшон. Незнакомец хотел откинуть его с лица, но не решался, его тонкие изящные пальцы дрожали и никак не могли уцепиться за ткань. Сюльри, глядя на бесплодные попытки незнакомца, гневно приблизилась к нему, отчего тот отшатнулся и попытался отойти от резвой девушки подальше, но наткнулся спиной на стену.
– Чего это ты, боишься? – ехидно вопрошала Сюльри в попытках заглянуть под капюшон, но незнакомец настойчиво отворачивался от неё и прикрывался руками. – Значит, как без стука в комнату входить, то ты смелый, а как личико своё показать – стыд пробрал? А ну-ка давай, не смущайся! Поздно песок сгребать ладонями, смерть уже дышит тебе в спину! – непонятно к чему произнесла Сюльри фразу, когда-то услышанную на рынке Эфриса. Незнакомец ошарашено застыл и потерял бдительность, чем девушка и воспользовалась: она подпрыгнула и одним движением откинула капюшон с высокого худощавого мужчины и тут же в страхе обомлела. На неё смотрело бледное виноватое лицо, обрамленное белыми прядями волос, яркими пятнами на бескровном лике выделялись черные без белка глаза.
Байзен протянул руку и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сюльри звонко ударила по его ладони своей и отскочила как можно дальше от него.
Сердце девушки бешено стучало о ребра, пытаясь вырваться наружу, а тело обдало холодом и жаром одновременно. В памяти всплывали образы, которые кислотой выжгли в её сущности белые пятна страха. Сюльри задрожала, вспоминая, как желтые зубы впиваются в её руку, как хлещет горячая кровь, как тихий голос шепчет и требует, чтобы она не двигалась. Отчаяние и ужас сковали Сюльри, как в тот день, когда жизнь её потекла по иному руслу. Девушка боялась того, кто стоял перед ней, ненавидела его, пускай тот и выглядел иначе. Звериная морда, белая шерсть, когтистые руки – все это исчезло, и сейчас на неё с испуганным видом смотрел юноша, который тянул к ней свою руку с изящными пальцами, но теперь на них не было жутких когтей, одно касание которых разрезало плоть, открывая пульсирующее розоватое мясо.
Сюльри шумно сглотнула и передернулась всем телом, отвращение захлестнуло её. Чувство страха, которое накрывало её ледяной волной, пугало, поэтому Сюльри решила бороться с холодом привычным путём: раскалиться до предела обжигающей яростью.
Она с негодованием уставилась на Байзена, сжала дрожащие руки в кулаки и гневно выплюнула:
– Снова ты? Убирайся отсюда! Что тебе на этот раз надо? Решил отгрызть мою ногу, а, может быть, сразу голову? Уходи!
Сюльри
– Не хотел… Прости меня… Не хотел…
Но для Сюльри его извинения были как сухая древесина для пламени – только подбавляли жару.
– Что ты там бормочешь себе под нос?! – яростно вопрошала она. – Думаешь, сказал пару слов, и дело с концом? А вот не будет тебе прощения, мерзкий горг! Пускай рука и отросла, но ты заставил меня испытать весь этот ужас, и теперь моё сердце бьется как сумасшедшее всякий раз, как я вижу тебя. Убирайся прочь! Мне твоё прощение, как собаке третья нога!
Байзен с непониманием посмотрел на Сюльри и еле слышно спросил:
– Что… Что это значит?
Сюльри сама не понимала, что хотела этим сказать, но виду не подала и раздраженно прокричала:
– Да какая разница! Я говорю тебе, чтобы ты убирался! Мало того, что ты напал на меня на улице средь бела дня, так ещё и пугаешь, хватая за руки! Можно было и словами сказать, ты же не немой!
– Боялся…
– Громче говори! – не выдержала Сюльри. – Что ты строишь из себя невинную девицу, кого ты пытаешься обмануть!
– Я боялся не успеть! – неожиданно громко воскликнул Байзен, но тут же смущенно потупился. Сюльри обомлела от такой неприкрытой наглости, по её мнению, а потому пошла в атаку:
– Да что с тобой не так! Открыть окно – это что, преступление? Да не пыталась я повредить ваше драгоценное имущество, нечего так переживать!
– Дело не в нём… – снова еле слышно произнес Байзен, глядя своими черными глазами на густой мрак за окном. – Пускать в Храм Мглу нельзя, она способна навредить тебе и всем живым. Окно сдержит её ненадолго, но здесь тебе оставаться нельзя, никто не должен находиться в Юдоли, пока тьма не развеется. Не понимаю, почему Тайсвен не спрячет тебя в более безопасном месте.
Голос его был чистым и глубоким. Он говорил ровно и спокойно, хотя и испытывал чувство стыда и смущения. Сюльри ненароком заслушалась и разжала кулаки, утратив былой гнев к этому печальному юноше.
– Безопасное место? – повторила Сюльри, медленно приближаясь к окну. Темный сгусток тени кругами завертелся на стекле, принимая то форму идеально ровного шара, то скручиваясь как змея, то растекаясь, сливаясь с мраком. Сюльри снова захотелось приложить ладонь к окну, невзирая на обжигающий жар стекла, но она удержалась.
Байзен молчаливо следил за танцем тени, чьи движения в желтоватом полумраке комнаты завораживали и притягивали взгляд. Они так и стояли безмолвно в отдалении друг от друга телами и душой, но, казалось, будто стоит сделать мелкий шаг вперед, навстречу, и они преодолеют ту грань, что невольно разъединяла их, но Сюльри не спешила ступать на зыбкую почву прощения.
Она резко повернула голову и впилась взглядом в Байзена, а тот не решился посмотреть на девушку в ответ, продолжая следить за плясками сумрака.