Зачем смерть давала шанс

Садовский Николай

– Ну, эти проблемы я оставлю тебе. На то ты и доктор. Разбирайся сам, а я поеду на службу. К шести часам постараюсь быть у тебя. Жди.

Но встрече этой не суждено было состояться в этот вечер. Не состоялась она и на второй день, и на третий. Дело обстояло так. Доктор позвонил Соколу к пяти часам.

– Сокол, визит отменяется. Можешь пока работать спокойно.

– Что случилось? – с беспокойством спросил он.

– Все очень просто. Наш подопечный проснулся, сходил в туалет, а потом выловил Марию, и вынудил ее принести ему опять куриного бульона с хлебом. Заметь, на этот раз он потребовал от нее еще и мяса.

Наша Машенька, как тебе известно, человек доброго сердца. К тому же неровно дышит к этому обормоту. Она выполнила его просьбу в полном объеме.

– Ну, и что из того. Я и сам знаю, что перед этим обормотом, как ты говоришь, не может устоять ни одна женщина.

– Да дело в том, что он нажрался как удав, а теперь спит. Мне кажется, что до утра будить его смысла нет. Теперь придется ждать, когда он, наконец, отоспится. Тогда возможно и получится поговорить.

– Я могу приехать утром рано. Думаю, что сегодняшнего дня и ночи ему хватит на то, чтобы отоспаться.

– Сокол. Мне кажется, что спешить тебе не надо. Я думаю это у него надолго. Поступим так, как только я замечу у него признаки бодрствования, я тут же с тобой свяжусь. Пока не будем его беспокоить, пусть уже жрет и спит, а я за это время проведу еще цикл анализов, что-то меня в них настораживает.

– Конкретнее можешь.

– Не могу. Сам еще не знаю.

– Хорошо, Делай свои анализы, но потом обязательно звони.

Последующие два дня Антон просыпался, ходил в туалет, потом ел, для него Маша на кухне держала всегда горячую пищу, и вновь засыпал.

В палату к Антону никому не разрешалось входить, кроме Марии. Она же делала ему все медицинские процедуры и приносила еду.

На четвертый день Маша внесла поднос с едой. Поставив его на стол, она всплеснула руками. Антон сидел на стуле, гладко выбритый и причесан, на щеках его красовался розовый румянец.

– Ой, Антоша, ты такой красавчик стал, просто глаз оторвать нельзя.

– Не смущай меня, Машенька. Давай лучше позавтракаем и, пока Дока нет, пойдем на улицу свежим воздухом дышать, – обнимая ее за талию, ворковал он ей на ухо.

– Ну, вот. Наконец-то оклемался, на человека становишься похож. А-то, как сушеная вобла лежал. Встанет, поест и снова спать. Я грешным делом подумала, что ты таким и останешься.

Антон вновь попытался ее обнять.

– Не приставай, Ирод, иди лучше есть, а я пойду, доктора позову, пусть он тебе твои ручки шаловливые отрежет, – и кокетливо повернувшись, выбежала из палаты.

Антон с большим удовольствием принялся за гречневую кашу с мясом, запивая молоком. Закончив завтракать, пошел на пост и попросил у Марии свежие газеты.

– Хочу, Машенька, просветится, а то отстал от жизни. Не знаю даже, что на белом свете твориться.

– Да, что там может твориться в твоем свете.

– Ну, не скажи, а вдруг там объявили, что начался всемирный потоп, а я об этом ничего не знаю. Как же я тогда буду спасать тебя от такой напасти?

– Иди уже к себе, спаситель ты мой, – покрывшись румянцем, сказала она, – я принесу газеты.

Мария, повернувшись, убежала в кабинет доктора за газетами.

– Вот на какой женщине нужно было мне женится, – подумал Антон, – красивая, заботливая, с мягким характером, а какая фигура, пальчики оближешь, и, что не мало важно, она неравнодушна ко мне. Если бы я сделал ей предложение, то

думаю, что она дала бы согласие. Но делать этого не стоит. Она слишком нравится мне. Делать ее жизнь полной слез и горя, я не имею права. Ведь не зря мне предсказала бабушка, что все мои близкие и любимые будут несчастными. Я принесу им только горе и слезы. Бабушка не могла меня обманывать, все-таки я не чужой для нее человек. Прошло уже много лет после нашей с ней встречи, но все ее предсказания сбываются с поразительной точностью. И остальное, то, что меня ждет в будущем, скорее всего так же сбудется, это я чувствую нутром. Я особенно это почувствовал там, в подвалах КГБ, и это как-то связано с человеком, который наблюдал за мной через зеркало из соседней комнаты.

Мысли его прервало появление Марии. Она стояла перед ним с широко раскрытыми глазами

– Машенька, почему у тебя такие испуганные глазки? Ну, улыбнись. Мне нравится, когда ты улыбаешься, это сводит меня с ума от любви к тебе.

– На, свои проклятые газеты, чурбан неотесанный. Всю душу, ты мне вымотал, – в сердцах она даже не замечала, как из ее васильковых глаз побежали слезы.

– Ну, так дело не пойдет. Пошли со мной.

Антон взял ее за руку и повел в палату. Маша шла за ним покорно, опустив голову. Войдя в палату, он усадил ее на кровать, сел сам рядом и, обнимая ее за плечи, ласково сказал.

– Машенька, милая, я очень тебя люблю. Ты прости меня и постарайся понять. Жениться я не смогу. Просто не имею права. Я не хочу делать больно ни тебе, ни себе. Я никогда не прощу себя, если ты будешь несчастлива. Не говори сейчас ни слова, только поверь, что я говорю тебе сейчас эти слова с болью в душе, и еще неизвестно, кому сейчас больнее. Моя карма такова, что мне всю жизнь придется оставаться одиноким. Я никогда не женюсь. Люди, с которыми я связываю свою судьбу, как привило, погибают. Остаются только друзья. Я не хочу, чтобы тебя постигла участь моей жены и сына. Поверь, что это не просто слова, все это проверено на практике. Я жестоко страдаю от этого. Прошу тебя, не думай обо мне плохо. Я не черствый, не жестокий, я не в силах изменить тот рок, который преследует меня и моих родных. Давай останемся любящими друг друга друзьями.

Маша смотрела на него заплаканными глазами не понимая, что он ей говорит. Ей казалось, что сейчас земля уйдет из-под ног. Она нежно поцеловала его в обе щеки, и тихо прошептала.

– Спасибо тебе, Антоша, за честность. Как ни странно это звучит, но я почему-то верю тебе и даже готова быть тебе другом, но как это больно.

– Спасибо тебе, милая, за понимание, – и почти прошептал в задумчивости. – Если бы ты знала, каких сил мне стоил этот разговор. Прости еще раз, если я чем-то обидел тебя.

– Ну, что ты, какие обиды могут быть. Это ты прости меня за то, что я плохо подумала о тебе.

– Хорошо, Машенька, давай все это забудем, как страшный сон, хотя как это можно забыть, не знаю. Давай лучше никогда не говорить об этом, а будем продолжать жить, как будто ничего не случилось.

– Хорошо, как скажешь, – она хотела встать, но разрыдалась, уткнувшись в его грудь.

Антон нежно обнял ее и, едва сдерживая набежавшие слезы, молчал, боясь зарыдать вместе с ней. Эти ее слезы, острее любого ножа, резали его сердце на части. Слова утешения застряли у него в горле, теперь он боялся даже рот открыть.