Загадка золотого кинжала (сборник)
Шрифт:
– Да-да, – вздохнул Стефан. – И всегда есть надежда обратить ее.
– Надежда всегда есть.
Аббат вернулся к делам лечебницы. То был легкий век: Рим еще не прикрутил гайки в вопросе интимных связей духовенства. Если дама была не слишком нахальна или сын не слишком быстро продвигался волею отца по церковной иерархии, на большую часть таких прегрешений закрывали глаза. Однако у аббата были причины вспомнить, что союзы между христианами и неверными – путь к печали. И все же, когда Джон с мулом, письмами и слугой прогрохотал по дороге в сторону Саутгемптона и моря, Стефан завидовал ему.
Он вернулся
74
Согласно источникам, которыми пользовался Киплинг, сердолик приносит удачу, защищает от дьявольских козней, гонит темные предчувствия и утишает боль рожениц.
75
Сознательный анахронизм: в XIII веке женщина не могла жить в монастыре и именоваться «Дамой Аббата» (the Abbot's Lady).
– Неподалеку от Гренады, – ответил он.
– Все ли там было благополучно, когда вы уезжали? – спросила леди Анна. (Может быть, аббат рассказал ей кое-что из исповеди Джона.)
– Все заботы уже принял на себя Господь.
– О Боже! И как давно?
– Четыре месяца без одиннадцати дней.
– Вы… были с ней тогда?
– У меня на руках. При родах.
– И?
– Мальчик тоже. Ничего не осталось.
Леди Анна перевела дыхание.
– Я думаю, вам еще повезло, – сказала она через некоторое время.
– Дайте мне время, и, может быть, я это пойму. Но не сейчас.
– У вас есть ваше искусство и мастерство, и… Джон… помните, на том свете нет ревности.
– Да-а! У меня есть мое Искусство, и видит Небо, я ни к кому не ревную.
– Благодарите Бога хотя бы за это, – сказала Анна из Нортона, вечно больная женщина, провожавшая аббата взглядом запавших глаз. – И будьте покойны, я буду хранить это как зеницу ока, – она коснулась ожерелья, – покуда жива.
– Я принес – доверил это вам – именно поэтому, – ответил он и ушел.
Когда она рассказала аббату, откуда взялось ожерелье, он ничего не сказал, но, когда они с Фомой разбирали привезенные Джоном снадобья в кладовой, примыкавшей к печной трубе больничной кухни, он заметил, глядя на лепешку высушенного макового сока:
– Он имеет силу изгнать всякую боль из тела человека.
– Я видел его действие, – сказал Джон.
– Но для боли душевной, кроме Милости Божьей, есть только одно лекарство – мастерство, учение или же другое полезное движение ума.
– Мне это тоже подходит, – был ответ.
Следующий ясный майский день Джон провел вместе с монастырским
Брат Мартин, старший переписчик, который открывал рот едва ли раз в две недели, позднее пришел спросить, как продвигается работа.
– Все тут! – Джон постучал себя по лбу карандашом. – Все эти месяцы они только и ждали, чтобы – Господи! – появиться наконец на свет. Ты уже закончил работу, Мартин?
Брат Мартин кивнул. Он был горд тем, что Иоанн Бургосский обратился именно к нему, семидесятилетнему, за действительно хорошей каллиграфией.
– Тогда смотри! – Джон выложил на стол новый пергамент – тонкий, но безупречный. – Лучшего листа не найдешь отсюда до Парижа. Да! Понюхай, если хочешь. В связи с чем – дай-ка мне циркуль, я его размечу для тебя, – если ты сделаешь на нем одну букву темнее или светлее, чем следующая, я тебя зарежу, как свинью.
– Ни за что, Иоанн! – Старик широко улыбнулся.
– Нет, я серьезно! Теперь смотри! Вот здесь и здесь, где я накалываю, буквами точь-в-точь такой высоты ты напишешь тридцать первый и тридцать второй стихи из восьмой главы Луки.
– Да, гадаринские свиньи! «И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней». – Брат Мартин, конечно, знал все Евангелия наизусть.
– Именно! Вплоть до «Он позволил им». Однако не торопись с этим. Моя Магдалина должна выйти из головы раньше.
Брат Мартин справился с работой столь великолепно, что Джон украл в кухне аббата мягких засахаренных фруктов ему в награду. Старик их съел, потом раскаялся, потом исповедался и настоял на епитимье. И аббат, зная лишь один путь достучаться до сердца истинного грешника, приказал ему копировать книгу «De Virtutibus Herbarum» [76] . Монастырь Св. Иллода одолжил ее у мрачных цистерцианцев, которые не доверяют ничему красивому, так что мелкий и неразборчивый текст отнимал у Мартина время как раз тогда, когда он был нужен Джону для особенно тонких надписей.
76
«О достоинствах трав» Альберта Великого.
– Вот видишь, – наставительно сказал помощник кантора. – Не делай так больше, Иоанн. На брата Мартина наложили епитимью по твоей милости…
– Нет, по милости моего Большого Луки. Но я отплатил повару. Я его рисовал до тех пор, пока даже его собственные поварята не смогли делать вид, будто ничего не происходит. Больше он языком болтать не будет.
– Недоброе дело! Да и аббат на тебя сердится. Он ни разу к тебе не подошел с тех пор, как ты вернулся, – ни разу не пригласил тебя к высокому столу [77] .
77
«Высокий стол» (в столовой монастыря или колледжа; для профессоров и членов совета или высшего духовенства) находится на небольшом возвышении.