Загнанный зверь
Шрифт:
На следующий день директриса школы, где училась Элен, позвонила мистеру Кларво. Хотела осведомиться, как девочка себя чувствует, после того как ей не повезло на танцах.
За обедом, при Верне и Дугласе, отец ничего не сказал, но позже позвал Элен к себе в кабинет и там закрылся с ней.
— Зачем ты солгала, Элен?
— О чем?
— О танцах.
Она молча стояла перед отцом, красная от унижения.
— Почему ты солгала?
— Не знаю.
— Причем это была не одна ложь, а целая цепочка. Этого я
Элен помотала головой.
— Значит, ничто из того, что ты мне рассказывала, не было правдой?
— Ничто, — ответила она с каким-то горьким удовлетворением, зная, что отец почти так же опечален, как и она сама. — Ни словечка правды.
— И все мальчики — их на самом деле не было?
— Я их придумала.
— Элен, посмотри на меня. Я хочу знать правду. Я требую правды. Что на самом деле было с тобой на балу?
— Я пряталась в уборной.
Отец отпрянул, словно получил удар в грудь.
— Ты пряталась… в уборной?
— Да.
— Почему? Ради Бога, скажи, почему?
— Я не придумала ничего другого.
— Бог ты мой, почему же ты мне не позвонила? Я бы приехал и забрал тебя домой. Почему не сказала об этом мне?
— Наверно, из гордости.
— Ты называешь это гордостью? Прятаться в уборной? Да это почти что непристойно.
— Я не могла придумать ничего другого, — повторила она.
— А что же Эви? Она была с тобой?
— Нет, она танцевала.
— Весь вечер она танцевала, а ты пряталась в уборной? Господи Боже, но почему?
— Она пользовалась успехом, а я — нет.
— Ты сама себя его лишила, раз ушла и спряталась.
— Все равно успеха не было бы. Я хочу сказать, что я не хорошенькая.
— В свое время ты будешь хорошенькой. Ведь твоя мать — самая красивая женщина нашего штата.
— Говорят, я в тебя.
— Ерунда, ты с каждым днем становишься все больше похожей на маму. Да и кто вбил тебе в голову, что у тебя неудачная внешность?
— Я не нравлюсь мальчикам.
— Это, наверно, потому, что ты слишком сдержанная. Почему бы тебе не постараться быть пообщительней, как Эви?
Элен не сказала отцу о том, что для себя она хорошо знала, — что она отдала бы все на свете, чтобы быть такой, как Эви, и не только на танцах, но всегда и везде.
Гнев отца, поначалу кипевший, как лава, понемногу остывал, покрываясь коркой презрения.
— Ты понимаешь, конечно, что мне придется наказать тебя за ложь?
— Да.
— Ты сожалеешь, что солгала?
— Да.
— Твое раскаяние можно проверить только одним способом: если бы тебе представился случай еще раз безнаказанно солгать, ты бы это сделала?
— Да.
— Почему?
— Это сделало бы нас обоих счастливее.
Элен была права, и отец знал об этом не хуже ее, но он все же покачал головой и сказал:
— Ты меня разочаровала, Элен, сильно разочаровала. Можешь
— Хорошо. — Она уныло побрела к двери. — А как насчет наказания?
— Твое наказание, Элен, в том, что ты — это ты и тебе придется жить наедине с собой.
Позднее вечером Элен услышала разговор в спальне родителей и подкралась по темной передней, чтобы узнать, о чем они говорят.
— Видит Бог, я сделала все, что могла, — говорила Верна. — Из свиного уха шелковый кошелек.
— А как тебе нравится моя мысль устроить вечер с танцами дома, пригласить побольше мальчиков?
— Каких мальчиков?
— Наверное, у кого-нибудь из наших знакомых есть мальчики подходящего возраста.
— Пока что я могу вспомнить только двоих, это сыновья Диллардов и Паттерсонов. А я терпеть не могу Агнес Паттерсон, да и сама идея вечеринки кажется мне бессмысленной.
— Но что-то надо придумать. Если Элен останется такой же, она может не выйти замуж.
— Не понимаю тебя, Харрисон. Год за годом ты обращался с Элен, как будто ей четыре годика, а теперь вдруг задумался о ее замужестве.
— Так ты обвиняешь в создавшемся положении меня?
— Кого-то надо обвинять.
— Но не тебя.
— Меня? — со справедливым негодованием вопросила Верна. — Но я же воспитываю Дуги. А за девочку всегда отвечает отец. К тому же она вся в тебя. Я не понимаю ее даже наполовину. Она не раскроется, не покажет, о чем она думает или что чувствует.
— Девочка застенчива, только и всего. Мы должны заставить ее найти способ преодолеть свою робость.
— Как?
— Ну, во-первых, я думаю, надо поощрять ее дружбу с Эви. Эта девочка оказывает на нее большое влияние.
— Согласна. — Наступило молчание, потом мать вздохнула: — Как жаль, что у нас не получилась такая девочка, как Эви.
Дрожавшая от холода и страха Элен босиком добрела до своей спальни и легла в постель. Стены и потолок как будто съеживались, давили на нее, пока не превратились в гроб. Она знала, что отец прав. Ее наказание в том, чтобы быть самой собой, а от себя никуда не денешься, так на веки вечные и останешься живой девочкой в закрытом гробу.
Элен не спала до утра, и самым сильным чувством в ее душе была не обида на родителей, а внезапно возникшая лютая ненависть к Эви. Эту ненависть она никак не проявила. Хранила вместе с собой в гробу, и никто о ней ничего не знал. У них с Эви все шло по-прежнему или почти по-прежнему. Они все еще обе были неравнодушны к учителю естествознания с романтическими карими глазами, писали друг другу записки на тайном языке, менялись платьями и домашней едой, а также девчоночьими секретами. Разница была только в том, что Элен делилась с подругой тем, чего не было. Она придумывала разные вещи, точь-в-точь как придумывала мальчиков и приглашения на танец для своего отца.