Заклинатель ордена Линшань. Новые пути. Книга 2
Шрифт:
— Что? — Шаньгуань Тай, не переставая благостно улыбаться, повернулся к ней. — С каких это пор у вас нашлось что-то, кроме неочищенного риса и воды?
— Да уж как-нибудь наскребём для гостя! — хозяйка грохнула поварёшкой о край горшка с кашей.
— Ты собралась кормить гостя этим вонючим варевом? Если у вас и есть какая-нибудь еда, то только потому, что я дал вам денег. И этот долг вы мне до сих пор не вернули.
— Не тебе бы жаловаться! Проценты растут с каждым днём!
— Жена! — староста повысил голос, однако женщина уже завелась:
— Ты готов всем
Шаньгуань драматически воздел к потолку пухлые ручки и повернулся к Линьсюаню:
— Вот уж воистину, низкие люди! Этот торговец целыми днями в трудах, щедро платит за каждый урожай, да ещё и ссужает деньгами всю округу, и только благодаря ему эта жалкая деревня всё ещё стоит, а не сожжена за недоимки, как иные прочие! И где благодарность?
— Это ты-то щедро платишь?!
— Жена!
— Бессмертный мастер, не к лицу вам быть в таком обществе. Прошу вас, дом этого Шаньгуаня совсем недалеко отсюда.
— Этот Хэн уже принял приглашение жителей деревни, — осторожно сказал Линьсюань, которому происходящее нравилось всё меньше. — Данное слово надлежит держать. Быть может, вы, почтенный господин Шаньгуань, тоже присоединитесь к пиру? Уверен, вы можете послать домой, чтобы ваши яства привезли сюда, и я с удовольствием их отведаю.
Но попытка дипломатии не удалась.
— Интересно, интересно, — протянул торговец, — а на какие средства эти деревенские накрывают для вас стол? Совсем недавно они на коленях умоляли этого Шаньгуаня дать им хотя бы пару связок монет. И вот — собираются устроить пир второй раз подряд. Сдаётся мне, они далеко не столь бедны, как уверяли этого ничтожного, а также сборщиков податей.
— Почтенный Шаньгуань… — умоляющим тоном начал было староста.
— Просто бессмертный мастер за угощение щедро платит! Не то, что некоторые.
— Молчи! — крикнул староста, но было уже поздно.
— Оу, — протянул Шаньгуань Тай, — вы им заплатили? И сколько же?
— Вам-то что за дело? — решив, что можно больше не церемониться, отозвался Линьсюань.
— Жители деревни мне должны, а долги следует платить. А то ведь этот Шаньгуань может впредь не быть таким снисходительным и потребовать возврата денег немедленно, не дожидаясь следующего года. Ну так, сколько вы получили?
Староста помедлил, сжимая и разжимая кулаки. Потом сунул руку за пазуху и вынул кусочек серебра, выданный Линьсюанем. Металл живо перекочевал сперва в пухлую руку торговца, а затем куда-то в недра его одежды.
— Надеюсь, этого хватит, чтобы покрыть их долги, — сухо прокомментировал Линьсюань.
— О чём это вы, бессмертный мастер? — безмятежно отозвался толстяк. — Их долги, так уж и быть, подождут до следующего урожая. Но этот Шаньгуань потратился, чтобы встретить дорогого гостя как должно. Нужно же ему компенсировать свои затраты. Так что же, господин бессмертный Хэн? Винный дядюшка радости уже подогрет и остывает, дожидаясь нас.
— Господин бессмертный, — умоляющим тоном произнёс староста, — эти ничтожные и
— Господин бессмертный, — глаза-щёлочки торговца не отрывались от Линьсюаня, — отпустите меч, покорнейше прошу. Вы ведь не будете рубить этого старого Шаньгуаня. Что-то скажет клан Мэй, если узнает о подобном самоуправстве в своих владениях?
Линьсюань осознал, что стоит, мёртвой хваткой вцепившись в рукоять Ханьшуя. Разжать пальцы получилось с некоторым трудом. Кажется, никогда ещё он не испытывал приступа такого чистого и беспримесного бешенства. Даже когда увидел Е Цзиньчэна с мечом в руках над Жулань.
— Раз уж вы, «так уж и быть», согласились отложить взимание долгов, то, значит, брать вам тут больше нечего, — процедил он. — А, значит, нечего и делать. Простите, что не стану провожать.
— Неужели бессмертный мастер осквернит себя ночлегом в этой грязной деревне?
А ведь этот может, подумал Линьсюань, встречаясь взглядом с Шаньгуань Таем. Староста не зря боится, и старостиха не зря притихла, сообразив наконец, что наговорила лишнего. С этого упыря станется отмстить крестьянам за то, что они воспользовались честью, в которой оказали ему самому.
— Этот Хэн не знал о бедственном положении жителей деревни. Вы открыли ему глаза, и, разумеется, он не станет обременять добрых людей и поищет себе иное место для ночлега. Почтенный Шаньгуань, дверь находится за вашей спиной. Полагаю, вы сможете её найти и выйти самостоятельно.
На этом разговоры кончились. Толстяк, в последний раз сверкнув поросячьими глазками, выкатился за дверь, почтительно открытую перед ним слугой. Линьсюань накинул верхний халат и широким шагом вышел следом. И лишь на самом пороге задержался, сунул руку в кошель и вытащил ещё один — последний — кусочек серебра.
— Припрячьте покрепче, — сказал он, положив слиточек на лавку у выхода. После чего, больше не оглядываясь, вскочил на меч и взлетел над площадью, пока пыхтящий торговец карабкался по приставной лесенке внутрь повозки. И только когда деревня скрылась позади, а внизу мелькнуло знакомое озеро, пустой живот напомнил урчанием, что его так и не накормили.
Других населённых пунктов поблизости видно не было, так что пришлось опять останавливаться на ночёвку под открытым небом на берегу, разводить костёр, а вместо ужина восстанавливать силы медитацией с попутным впитыванием из воздуха окружающей ци. Глядя в пляшущий огонь, Линьсюань не мог отделаться от чувства нереальности происходящего. Когда-то в школьные годы он прочитал хрестоматию по истории Средних веков, изданную ещё в советское время. Мысль о классовом неравенстве красной нитью проходила через все тексты, подобранные так, чтобы создать впечатление о полной беспросветности существования средневекового крестьянства, притесняемого всеми, кому не лень. Непонятно было, как люди вообще ухитрялись выживать в таких условиях. И вот на его глазах словно развернулась живая иллюстрация к тому, что он тогда читал. Словно бы говоря: советские историки если и сгущали краски, то отнюдь не всегда…