Заклинатель ордена Линшань. Новые пути. Книга 2
Шрифт:
Они снова помолчали.
— Ладно, — Хэн Линьсюань улыбнулся и отошёл наконец от окна. — Идёмте ужинать.
Ужин получился тихим и немного грустным — скорый отъезд гостя всех огорчил, несмотря на то что он вроде как обещал потом вернуться. Но Жулань не верилось. Зачем возвращаться, тем более что клан Мэй едва ли будет рад самоуправству на своих землях, и новой встречи с ними мастер Хэн вряд ли захочет. И ведь не удержишь его никак. У кого язык повернётся сказать «да бросьте вы этих надеющихся на вас людишек»? Ну, у других заклинателей, наверное, повернулся бы.
Но не полюбила бы его Жулань, будь мастер Хэн на них похож.
И-эр молчал и смотрел в основном
— Жаль, — обронила мать, пока служанка собирала тарелки. — Ну, что поделаешь — мужчины… Подвиги манят больше женщин. С этим приходится мириться.
Жулань молча кивнула. О том, что мастер Хэн собирается охотиться незаконно, они с Линьсюанем умолчали; заклинатель, объясняя родителям, как-то так повернул дело, что создал впечатление, будто Мэи дали разрешение. Но с матерью она была согласна: женщины — это дом, а жизнь благородного мужа проходит в служении.
Хотя, если честно, она не помнила случая, чтобы отец отказывался от семьи ради чего-нибудь. Но — хотя вслух такого почтительная дочь никогда не скажет! — отец человек, в общем, заурядный. А вот Хэн Линьсюань… Да и не семья она ему. А та любовь, о которой говорят легенды и иногда поэты, в обычной жизни так и остаётся недосягаемой, как белый лунный свет.
— Но надо что-то решать с твоим разводом, — мать, как обычно, возвращала беседу в практическое русло. — Не думала ещё, что будешь делать?
— Я хочу написать прошение на имя главы Ши с просьбой поспособствовать.
— Думаешь, он прислушается?
— Не знаю. Но другого заступника у меня всё равно нет.
О том, что в этом деле она рассчитывает на доброту не столько главы Линшаня, сколько его любимого шиди, Жулань промолчала. Про слабость Ши Чжаньцюна к Хэн Линьсюню ей все уши прожужжали, и если Линьсюань замолвит за неё словечко, а он замолвит, после всего-то, шансы есть. Но хвалиться чужим влиянием точно не стоит. Пусть даже мать и сама предлагала…
— Так думаешь, сам Е Цзиньчэн тебе развода не даст?
— Не знаю, — повторила Жулань. Да, муж проклинал тот день, когда на ней женился, но… В упрямстве супруга она убедилась на собственном опыте.
— Знаешь что, давай так: не надо пока никому писать, я сама съезжу в Гаотай и попытаюсь всё уладить с твоим мужем полюбовно. Ну а если не выйдет, пиши своё прошение.
— Мама, но это же далеко и путь не такой уж лёгкий…
— Ничего страшного, — старшая госпожа Сун вдруг улыбнулась. — Знаешь, я с юности мечтала попутешествовать. Но какие путешествия у девицы, а тем более — у матери семейства? Твой отец даже служить никуда не уезжал. И вот теперь такой повод.
Над Фэнчэном уже сгустилась ночь, и слуги зажгли фонарики на карнизе главного дома. За стенами затихал город: городские барабанщики вот-вот должны были отбить ночную стражу, после которой квартальные старосты запирают ворота. В приоткрытое окно влетал прохладный ветерок, и аромат цветущего османтуса мешался с дымком благовоний, поднимающимся из курильницы на столе.
Пусть быстро пополнить запасы ткани не удалось, но всё же кое-что в кладовой отыскалось. Перебрав отрезы полотна, тонкой шерсти и пару штук шёлка, Жулань выбрала подходящее и вместе со служанкой перенесла к себе в комнату. Её мерки ничуть не изменились с тех пор, как их снимали в последний раз, так что прикинуть, как сшить пару платьев и немного белья, разметить выкройки и даже начать кроить было делом техники. Привычное занятие успокаивало, Жулань всегда нравилось что-то создавать, а потом видеть и пользоваться плодами своих трудов. Пусть даже это всего лишь простая одежда. Она увлеклась и не сразу сообразила, что пора уже желать родителям спокойной ночи.
— Госпожа Сун?
Под навесом опоясывающей двор галереи стоял человек.
— Мастер Хэн?
Он кивнул и подошёл ближе. От него легко пахло вином.
— Боюсь, я задержал вашего отца. Наши посиделки слегка затянулись. Госпожа Сун… Могу я называть вас Жулань?
— Можете, — поколебавшись, кивнула Жулань.
— Тогда и вы зовите меня по имени. Жулань, я скоро уеду… И у меня может не оказаться другой возможности попрощаться с вами так, как мне бы хотелось.
Спросить, что он имеет в виду, она не успела. Линьсюань оказался совсем близко, его ладони легли ей на плечи. Он помедлил мгновение, словно давая ей возможность отказаться, отпрянуть, но она застыла, как птичка перед змеёй. И тогда он её поцеловал.
Губы у него были горячие и влажные, на них чувствовался острый привкус вина, и его руки были горячими, и сам он полыхал как печь — иначе от чего её так обожгло? Жулань задохнулась, глотнула воздух в коротенькой паузе, а он продолжал жадно целовать её так, словно был сходящим с ума от жажды, а она — источником, из которого он всё никак не мог напиться. И ей хотелось отдать ему всё, она сама не заметила, как вцепилась с него, сама охваченная той же жаждой, и осталось только одно желание — чтобы это не прекращалось никогда.
— Нет, — вдруг глухо выдохнул Линьсюань, отрываясь от неё, и Жулань чуть не заскулила от разочарования, — нет. Если я сейчас не остановлюсь, то не уйду уже никогда. Прости.
Он снова помедлил, тяжело дыша, и ничего Жулань так не хотелось, как крикнуть «Не уходи!» Или просто продолжить без слов. Заклинатель уже давно ушёл, а она всё стояла на галерее, держась за подпирающий крышу столб и чувствуя, как ещё теплый вечерний воздух кажется холодным, словно лёд, без его объятий.
Путь, на который по земле ушло две недели, по воздуху Линьсюань преодолел за пять дней — слегка заплутав при этом. Всё же как ни планируй полёт по картам (которые Линьсюаню под удивлённым взглядом господина Суна приходилось переворачивать вверх ногами, чтобы в них разобраться, потому что здесь сверху помещали юг), а реальная земля под мечом выглядела несколько иначе. Да и в точности самих карт он изрядно сомневался, всё же здешние картографы не вымеряют свои творения по координатной сетке и спутниковым снимкам. Пару раз постоялых дворов к вечеру поблизости не находилось и пришлось заночевать в крестьянских хижинах, компенсируя испуганным хозяевам неудобство кусочками серебра из начавшего показывать дно кошеля. А один раз Линьсюань заснул под кустом, потому что в сумерках промахнул мимо жилья, и когда понял это, ночь уже сгустилась. Шансов отыскать дома в темноте было не так уж много, учитывая, что улицы освещались только в городах. Да и устал он уже.