Заклятые враги

Владислава

Он усмехался. Улыбка ему шла - она зажигала в синих глазах какие-то неизвестные грусти огоньки, и за них хотелось цепляться. Ей нравилось, когда он смеялся, когда отпускал извечную боль поколений и расставаний. В такие мгновения не имело значения ничто. Даже когда они блуждали по Источнику, среди туманных деревьев, она умудрялась его веселить; тогда тени умерших, развешенные гроздьями на деревьях грешников, переставали так расстраивать его.

Но здесь, в бесконечном туманном лабиринте, он никогда не целовал её и никогда не обнимал. Тут он переставал быть её мужчиной окончательно, замыкаясь в собственном

творении.

Она тоже была частью этого. Помогла ему творить, в конце концов, пусть уже и не помнит, как это случилось. Она дарила этому миру любовь и войну; но он - извечный источник боли и магии, эмоций и жизни. Она только стояла рядом, когда он вдыхал в это жизнь - и её бог никогда не открывал ей секрет - как убивать тут.

Источник жаждал крови. Она дышала этим, она привыкла к тому, что может не сдержаться, не вовремя вскинет руку - и всё тут. И он - тоже несдержанный, но тут куда более осторожный, - не хотел, чтобы на её чело легко клеймо убийцы.

Убийцы и той, кто заставит Источник дышать кровью.

Но он, в конце концов, ей рассказал. Показал даже - стрела летела ему прямо в сердце, пока он смотрел прямо в глаза.

Тут, в Источнике, каждый начинает руководить чужой ненавистью.

– Сильнее любви может быть только ненависть, моя дорогая. То, что сотворило этот мир, - он хмыкнул. Как всегда, она поняла только отчасти, но продолжала блуждать по лабиринту дымных деревьев, мечтая сжечь весь этот маленький мирок. Но нельзя - источник желал этого тоже, а они никогда не делали так, как ему хотелось.

***

Туман пылал. Деревья, усыпанные грешниками, гнулись к прозрачной земле. Лёгкие горели от постоянного бега - но в них не было ничего, что можно было противопоставить ведьме.

Анри сама не понимала, когда успела так сильно сжать его руку - чтобы ни на секундочку не отпустить в безмерный поток сумасшествия. Она и сама боялась туда упасть, потому и хваталась, надеясь, что он вытащит её, когда будет нужно. Когда она запутается, потеряется и больше не будет знать, что именно надо сделать для собственного спасения.

Она цеплялась за его пальцы, словно в этом и вправду был какой-то секрет. В их любви, в их чувствах, в отношениях без конца и края и в чём-то ещё - в чём-то таком, во что она никак не могла поверить. Может быть, следовало отпустить и плыть по течению.

Но всё за спиной выгорело.

Самаранта была слишком близко. Кэор остановился вновь - привычно потянулся к поясу, к ножнам, но этот мир не оставил ему оружия так, как оставил его Тальмрэ. У них не было пылающих сфер на раскрытых ладонях, только собственный бег по лабиринту.

– Ты знаешь, как отсюда выбраться?

Анри отрицательно покачала головой. Её захлёстывало отчаянье, уже менее яркое, чем тогда, но всё же - она грустила по старой своей любви и знала, что у Кэора в голове творилось точно то же. Они хотели вернуться в прошлое, хотели оказаться рядом с теми, кто никогда не отвечал им взаимностью, но Сандриэтте было, наверное, легче. Дарнаэл Второй просто считал её чем-то сродни своей дочери или племянницы - принял бы как невестку, как крестницу, не как жену. Это тоже было любовью, просто иной.

И он всегда оставался добр к ней, даже если она бормотала сущую ерунду.

Он не предавал её.

Не нанимал отряд, чтобы те перерезали горло её дяде-королю, не женился только ради того, чтобы получить доступ к королевской казне, не изменял - потому что они никогда и не были вместе. Да, это казалось очень болезненным. Но в тот же момент она слишком явственно понимала, что лучше уж так, чем как в жизни Кэора.

Марта ведь так отчаянно убеждала его в собственной любви, но сама поверить в неё так ни разу и не смогла. Жестокая, злая, отвратительная женщина - не было ничего хуже госпожи Торрэсса в жизни мужчины. Этого вихря пошлости и измены, который сначала показался Кэору таким идеальным.

– А может, и не нужно?
– покачал головой он.
– Может быть, мы не просто так тут оказались?

– Ты видишь то же, что и я?
– Анри смотрела на какое-то призрачное дерево, но знала, что он поймёт. Речь шла не об окружившей их местности, не о какой-то ещё физической глупости - то пустое. Видел ли он те же видения? Знал ли, как их вызвать?

– Да, - кивнул Кэор.
– Но не знаю, хочу ли получить разгадку.

Огненная стрела - будто бы Тальмрэ забыла обо всех остальных заклинаниях, - пролетела в нескольких сантиметрах от головы. Сандриэтта не успела и содрогнуться - опасность обожгла сознание болью, оставляя только тонкую дорогу в неизвестные видения.

***

– А что бывает сильнее ненависти?

Её уверенный, упрямый взгляд, казалось, прожигал её насквозь. Упрямство сияло с такой силой, будто бы она знала, что не выживет без этого ответа. Будто бы уже давно убедилась в том, что её песня спета - но оставался последний миг, последний метр до того, чтобы упасть и быть счастливой. А может, вместо “и” там должно было стоять “или”.

– Сильнее ненависти?
– он на секунду закрыл глаза и раскинул руки - вокруг на деревьях сияли бесконечные ряды теней.
– Сильнее ненависти может быть только желание жить. Страстное, испытуемое множествами бед и несчастий.

– И это, ты хочешь сказать, могущественнее любви?

– Не будь идеалисткой, - он бросил на неё весёлый взгляд.
– Я умер, потому что любил тебя. Я выжил, потому что слишком сильно ненавидел тех, кто тебя убил. Но знаешь, почему этот мир был сотворён?

Она не ответила.

– Потому что, Эрри, когда всё разрушалось, мне слишком хотелось жить, - его глаза вспыхнули.
– Я был готов на любые жертвы - ради тебя, ради тебя. Не ради пленённых душ. Не от великой любви к творению. Не потому, что хотел показать ему, что сильнее. Просто выжить - это универсальное средство. От боли, от ужаса - всяко лучше, чем погибнуть. Даже без чар, без сил, без шанса воссоединиться до скончания веков. Пока мы живы, всё можно исправить. Разрушить все проклятья. Разлюбить. Полюбить вновь. А после смерти уже ничего нельзя. Забыть даже - и то не получается. Никогда не говори, что тебе надоело жить. Никогда не желай умереть. Это не просто грех - разве могут боги быть грешны? Так ты сдаёшься. А живут те, кто не сдаётся никогда. Борьба - сам смысл нашего существования. Не сдавайся, даже если за тобою мчится стая волков, а сил не осталось ни капли. Лучше протянуть лишь один миг, чем упасть - вдруг там, за поворотом, тебя ждёт дом или охотники с ружьями?