Заклятые враги
Шрифт:
Сколько лет существовали боги, столько и она влачилась по этому миру. Сколько раз они возрождались, столько она приходила в немом служении. Снимала свою память, будто змеиную кожу, раз за разом, будто чистый лист, на котором надо оставить свои знаки. И сейчас, обновлённая, Первая Змея позабыла о верности Дарнаэлу и Эрри и льнула к старой силе, такой знакомой, будто бы единственный оплот в её шатком мире.
– Разве я смею думать о своём Боге?
– выдохнула она.
– Приказывай, повелитель…
Большой палец скользнул по её губам, тонким, будто нитка, и иллюзия потрясающей красоты рассыпалась. Какая покорность,
Она следовала шаг за шагом за Шэйраном Тьерроном, потому что дело её - не позволить силе погибнуть раньше срока. Или она жила у границы, может быть, впитывая мощь своего повелителя?
Змеями становились разные женщины. Змеи погибали, отходили в мир иной, когда просили, чтобы их отпустили… Они все менялись, те - приходили из реального мира, те - оставались верными на долгие сотни лет, пока не устанут. Одни помнили свои долгие или короткие жизни, другие каждый день открывали глаза, чтобы взглянуть на незнакомые миры. Но ни одна из них не была с Богами с самого начала.
Грета скользила след в след, слепая, ориентируясь по силе. Её звали, наверное, иначе, но всё, что могла она - веровать. Веровать и подчиняться приказам.
Он разочарованно вздохнул. Ни капли жажды. Ни капли мести. Только одна слепая верность искрам, что сыплются с его рук, блеску чар, что окружает его видимым змеям ореолом. Старейшая - сколько в ней было пустоты от той вечности, что успела проскользнуть мимо неё, едва заметной ниткой сплетаясь с волосами, выплетая ткани этого платья и серебристой шали на узких плечах.
Его взгляд переместился на вторую Змею - молодую, свежую, пришедшую на его зов неохотно. Её посвятили, будто бы пытаясь отомстить, и в глазах он не видел ни капли сожаления, ни капли желания, ни капли верности. Дикая - дикая роза или просто сорняк? Гибкое, страстное тело, ни капли невинности и чести. Любовница - он мог сказать, с кем она была, но не хотел думать об этом. Какая разница, сколько мужчин возлегло с его новой змеёй? Ему сейчас не нужны были девичьи тела, да и змеи - последние, о ком можно думать, будто об обыкновенных девицах.
Нет, она большее сейчас. Она важнее, чем просто девица, она большее, чем его слуга. Она - материал, податливая глина, из которой так удобно лепить то, что ему нужно.
Тэллавар сейчас не хотел войны, не хотел победы или поражения. Его интересовало только одно - вдохнуть этот поразительный запах юности, молодости, силы, воспылать желанием действовать, вершить что-то, править. Он не мог больше заставлять себя стоять на месте, просто так наблюдать за армией, что рвалась вперёд, ведомая чужим желанием. У него и жажды не хватало…
Как же ярко в ней горела война! Тэллавар чувствовал это, видел, как она дышала пламенем. Своим ли, чужим - кто вдохнул в неё это адское сияние боли, жажды, уверенности? От кого она сумела вспыхнуть желанием действовать, рваться вперёд, ни на мгновение не останавливаясь?
Гартро не думал об этом. Грубым взмахом руки он столкнул Грету с её подлокотника - та осела на землю, всё такая же верная, и замерла, стоя на коленях и подобострастно глядя на неё.
Он в последний раз посмотрел
Тэллавар прежде и не заподозрил бы, что она столь безжизненна и пуста. В прошлой жизни - помнила ли её Паррия?
– она была такой смешливой, быстрой, весёлой девушкой… В ней что-то дышало, сердце её билось - всё это даровала ей магия границы, магия богов, всегда стоявших рядом со Старейшей. Она же стала почти что частью их семьи, а теперь не смогла отличить тех, кто её сотворил, от врагов их…
– Как тебя зовут?
– он провёл рукой по спине змеи.
– Зэльда.
Она так и не добавила это бесконечно оправдывающее её “мой господин”. Может быть, не освоилась ещё - может, просто не знала, что делать. Тэллавар даже сейчас, до ритуала, чувствовал себя рядом с нею каким-то юнцом, жалким, неоперившимся, пылающим желанием получить лучшую женщину на свете.
Но она всё ещё была куклой. Тэллавар прожил достаточно, чтобы отличать настоящих от таких, как эта - и пламя в ней было чужим. Даже не женским.
То, что ему надо.
Он подался вперёд, впиваясь своими сухими, старческими губами в её молодые, пухлые, выпивая всю жизнь одним могучим, сильным глотком. Она ответила на поцелуй по привычке, отдавая всю себя на прихоть мужчины напротив, и пелена, упавшая на глаза, даже не давала ей шанса понять - это не тот, кого она так желала. Не тот, от кого заразилась этим вечным рвением.
Какими же прекрасными были её чувства. Каким же сильным - сердцебиение чужого человека, отражавшегося в ней. Кто умудрился так утопить эту девчонку в себе, если она даже не любила никогда и никого? Тэллавару хотелось бы занять его место - но позже, не сейчас. Сейчас он только делал глоток за глотком, не в силах остановиться хоть на секундочку, тяжело вдыхал воздух, жмурился, не позволяя чему-то новому, невероятному оказаться достаточно далеко, чтобы выскользнуть из его рук.
Она позволила это сделать. Отпустила свой мир на самотёк, и теперь в ней не осталось ничего от того неведомого, далёкого солнца. Тэллавар чувствовал, как тело её обмякает, а губы становятся холодными, ледяными, бесчувственными.
Она тоже сползла на пол, рядом с Гретой рухнула на колени, живая оболочка той, что прежде была человеком. А Тэллавар шумно вдохнул воздух, пытаясь позволить силе раствориться в себе. Как же ему этого не хватало!
Слабеющие пальцы выхватили из воздуха флакончик. Он едва откупорил его - старое сердце билось с невообразимой быстротой. Чью же жажду жизни он испил из Зэльды, если сейчас в нём столько войны?
Сейчас он выбрал бы другую красоту. Сейчас он пил бы не ту любовь. Сейчас он ухватился бы пальцами в горло покойного Шэйрана Тьеррона и огромными глотками испил бы его жизнь, его страсть, его любовь, до дна - силу молодого привлекательного тела, острый ум и сияние в сапфировых очах. Он вытолкнул бы его из его оболочки и стал бы им - заполнил бы каждую клеточку нового, а не пытался бы вернуть старое к жизни.