Заколдованная рубашка

Кальма Н.

– Стой! Кто идет?
– негромко спросил Пучеглаз, на всякий случай подымая ружье.

Кусты у дороги зашелестели, и перед Пучеглазом вырос всадник на черном коне.

– А, это вы, капитан Датто, - узнал офицера Пучеглаз.
– А я подумал, кто-нибудь из королевских. Ведь до нашего лагеря еще порядочно.

– Кто это с тобой? И откуда ты едешь?
– Датто нагнулся в седле, разглядывая пленника.

– А вот поймал "языка", веду его к нам, чтоб командир его допросил, с гордостью отвечал Пучеглаз. Он коротко доложил, как было дело, и замолчал, уверенный, что сейчас услышит одобрение.

Однако вместо

того чтобы похвалить Лоренцо за ловкость, Датто вдруг напустился на него:

– Кто тебе разрешил уходить из лагеря, приближаться к неприятельским позициям? Что это за самовольщина? Тебя надо под арест отправить!

Удивленный Пучеглаз пробормотал:

– Да ведь я хотел напоить товарищей. У нас не было ни капли воды. И потом, мне дал лошадь капитан Мечников.

– Капитан Мечников не командир, - все так же сурово возразил Датто. Ты уехал без разрешения и за это будешь отвечать. А твоего пленника я сам допрошу.
– Он подъехал к бурбонскому солдату.
– Следуй за мной!

Пучеглазу внезапно вспомнился шепот Луки, странное поведение Датто на телеграфе. Он решительно загородил пленника.

– Пускай синьор капитан извинит меня, но я обязан доставить этого парня в лагерь, к полковнику. Полковник уж сам распорядится, как с ним поступить.

– Что? Не слушаться приказа офицера?!
– окончательно рассвирепел Датто.
– Да знаешь ли, генерал Гарибальди расстреливает таких, как ты!

– Генерал наш сражался вместе с такими, как я, еще у Комо, - тихонько сказал Пучеглаз.
– Простите, капитан, но я доведу пленника до лагеря, а там вы можете жаловаться на меня начальству.

Слова эти как будто привели Датто в себя. Он пожал плечами.

– За самовольную отлучку ты, во всяком случае, ответишь. А пленника я тебе разрешаю довести до лагеря и сдать полковнику.

Он вонзил шпоры в бока своего конька, и тот скакнул в густую чащу кустов.

– Очень мне нужно твое разрешение! Мы еще поглядим, что ты сам за птица, - пробормотал вслед ему Пучеглаз.

Он без дальнейших приключений доставил свою добычу в лагерь. Ох, сколько здесь было шуток, смеха, острот, когда гарибальдийцы узнали, каким образом Лоренцо добыл "языка"! Рассказали и Гарибальди, и он тут же распорядился наградить смельчака серебряной медалью. Ни о каком наказании за самовольную отлучку, разумеется, не было и речи. Лоренцо бродил по лагерю со своей медалью и чувствовал себя героем. Ему очень хотелось встретить Датто, покрасоваться перед ним медалью, поддразнить его. Но Датто он так и не увидел.

32. БОЙ

В Сицилии все сильнее разгоралась народная революция. В маленьких городках гарибальдийцев встречали звоном колоколов, овациями. На помощь "тысяче" стекались все новые и новые партизаны, которыми командовали известные сицилийские патриоты. Шестьсот партизан под командой Коппола вышли к гарибальдийцам с гор Сан-Джулиано, где они скрывались от правительственных войск. Еще сотня человек явилась под начальством францисканского монаха фра Панталеоне. У пришедших тоже было мало патронов, оружие тоже самое допотопное, но сами люди ничего не боялись и готовы были сражаться за свою свободу до конца.

Гарибальди решил двигаться на Палермо. Партизаны сообщили, что высоты Сан-Мартино, близ Палермо, находятся в руках вождя сицилийских патриотов Розалино Пило. Кроме того, множество отдельных отрядов еще скрывается в горах и ждет только сигнала, чтобы вступить

в борьбу.

"Язык", бурбонский солдат, которого так ловко захватил Лоренцо Пучеглаз, показал на допросе, что бурбонское правительство двинуло навстречу Гарибальди регулярную армию генерала Ланди. У Ланди пять тысяч пехотинцев, четыре пушки и целая кавалерийская часть. Сейчас у Калатафими строят батареи и укрепления, и Ланди занял выгодную позицию - гору, поднимающуюся над дорогами в Палермо и Трапани.

– Наши отлично знают, что вас мало, что у вас почти нет оружия, хвастливо сказал "язык".
– Командиру нашему известно даже, что у вас только две пушки.

– Откуда же он это знает?
– спросил Сиртори, который вел допрос.

Бурбонский солдат хитро усмехнулся:

– Значит, кто-то среди вас нам это сообщает.

– У нас нет изменников. Ты просто подлый лгун!
– вспылил Сиртори, но все-таки почел нужным сообщить Гарибальди.

Тот потемнел лицом. Измена? Измена здесь, среди его бойцов, среди его армии свободы?!

Он сказал:

– Я, как и ты, думаю, что этот солдат лжет. Но теперь мы будем присматриваться к людям, и, если я обнаружу предательство...

Гарибальди не договорил. Но все знали, как беспощаден бывает генерал с предателями.

Самое положение Калатафими, старинного сарацинского города, в горах, давало неприятелю серьезное преимущество: вся местность вокруг далеко просматривалась, и гарибальдийцам предстояло сражаться в очень невыгодных условиях. Это было известно не только Гарибальди и его военачальникам, но и самому молодому из волонтеров. На привалах молодежь обступала Пучеглаза и Марко Монти - местных уроженцев.

– Неужто не возьмем Калатафими? Неужто возвращаться ни с чем? Ведь это провал, позор!

– Выбрось это из головы, - говорил каждому Пучеглаз.
– Помни, у нас только два пути: победа или смерть.

Мечников и Есипов ехали в передних рядах своего седьмого отряда. Сиртори, который оставил себе какую-то жалкую клячонку и был похож в своей черной одежде на священника, сказал им, что предстоит горячее дело, и Александр с нетерпением ждал первого боя.

Мечников с беспокойством поглядывал на своего молодого друга. Странные вещи начали случаться в походе с Александром: однажды, когда Александр ехал по горной тропе, большой камень скатился с вершины горы и чуть было не раздавил его. В другой раз, когда предстоял переход по узкому карнизу над пропастью, Александр случайно обнаружил под седлом своего Конька-Горбунка острые колючки татарника: если бы он внезапно вскочил в седло, Горбунок взвился бы от боли и сбросил седока в пропасть. Конечно, все это могло быть и случайностью, но Мечников про себя решил быть настороже и держаться поближе к другу.

Позади Александра, крепко вцепившись в седло, восседал Лука, а рядом деловитой собачьей рысцой бежал Ирсуто - Лохматый. Пес так и не ушел от мальчика, и офицеры позволили Луке взять его с собой в поход. Да и весь отряд ласково отнесся к Ирсуто, и немало кусочков сыра и хлеба перепадало ему на привалах. Ирсуто оказался не только умным, но и памятливым. На одном из привалов, когда Лохматый жевал брошенную кем-то корочку, он вдруг бросил эту корку, насторожился и сердито зарычал.

– Что ты, что ты, Ирсуто? Опомнись, ведь это наш генерал!
– зашептал ему в косматое ухо Лука.
– Не смей рычать ни на него, ни на его собаку, слышишь?!