Заколдованный круг

Хёль Сигурд

Если будет доказано, что Кьерсти девственница, то обвинение в кровосмешении отпадает само собой, а вместе с ним отпадет и существенный мотив для убийства. Дело тут же рухнет как карточный домик. И все это — в руках Кьерсти, ибо уездный врач счел своим долгом сказать, что он не принуждает ее…

Кьерсти сразу же согласилась, как только поняла, что может спасти Ховарда. И в присутствии Гуру как свидетельницы врач произвел обследование. Оно показало, что Кьерсти — virgo intacta (невинная девушка) и, следовательно, никаких

любовных отношений с точки зрения закона между ней и Ховардом не существовало. Уездный врач уже написал свидетельство и утром его предъявят суду.

Защитник, который, собственно, мало что сделал сам, пыжился, как молодой петух.

— По-моему, такой поворот решает исход дела, — заявил он. — Суд может даже снять обвинение, и я нисколько не удивлюсь, если они так и сделают.

Ховард молчал. Мысль о том, что чужие руки касались Кьерсти, была для него нестерпима, и хотя он сознавал, что заводчик и уездный врач действовали из лучших побуждений, он при всем желании не мог вымолвить ни слова.

Но впервые за всю неделю Ховард заснул на несколько часов глубоким сном.

На утреннем заседании защитник попросил слова, истолковал суть сплетен, ходивших в селении, рассказал об инициативе заводчика и под конец зачитал заключение уездного врача.

В зале на мгновение наступила мертвая тишина. Затем поднялся обвинитель и предложил суду удалиться на полчаса, чтобы хорошенько обсудить новое положение дел.

Суд согласился с его предложением, но вернулся только через час; судья, строго посмотрев на присутствующих, постучал молотком по столу и сказал:

— Дело продолжается.

И Ховард подумал: если за этот час с членами суда и произошли какие-то перемены, то разве что вернулись они еще более враждебными, чем уходили.

Судья заявил, что так как заключение уездного врача появилось без запроса со стороны суда и не соответствует определенной юридической и судебной процедуре, то оно рассматривается как не относящееся к делу и не вносится в протокол.

Предполагая, что уездный врач высказал все, что мог в зачитанном уже заключении, суд не видит причин принять его любезное предложение выступить еще и в качестве свидетеля, а потому с благодарностью отказывается от упомянутого предложения.

Защитник побагровел.

Обвинитель продолжал допрос Кьерсти.

Было заметно, что Кьерсти теперь с подозрением смотрит на всех членов суда. Вчера судья одурачил ее своим медоточивым голосом. Она не хотела, чтоб ее еще раз одурачили. На все вопросы обвинителя Кьерсти отвечала угрюмо, хмуро и в девяти случаях из десяти говорила, что не помнит, как было дело.

Ясно — это было видно по лицам членов суда, — что каждой минутой такого поведения Кьерсти только вредила себе. Обвинитель ликовал, а обращение его становилось все ласковее и снисходительнее — бесспорно, вчерашнее

поведение судьи послужило ему примером.

— Мы слышали от разных свидетелей, — говорил он, — что между тобой, Кьерсти Ульсдаттер, и твоей мачехой, Рённев Ларсдаттер Ульстад, были плохие отношения в последнее время перед тем, как она… гм… ушла из жизни столь печальным путем. Можешь ты что-нибудь сказать по этому поводу?

Но Кьерсти не помнила.

Судя по всему, молодой и неопытный защитник дал Кьерсти очень плохой совет. Он, должно быть, сказал: «Никто не может тебя наказать, если ты будешь говорить, что не помнишь».

Одно было очевидно: сегодня суд принялся за Кьерсти.

— Но, дорогая Кьерсти, — ласково, пожалуй, слишком ласково продолжал обвинитель, — ты говоришь, что забыла не только самые существенные обстоятельства того злополучного вечера, но также множество фактов, повторявшихся изо дня в день, из недели в неделю, — фактов, по свидетельствам многих убедительно показывающих, что между тобой и Рённев в самом деле были плохие отношения. Позволь тебе заметить, что членам суда просто-напросто трудно в это поверить. Не вспомнишь ли ты что-нибудь?

Кьерсти молчала.

— И ты совершенно ничего не помнишь из того, что происходило в последний вечер и что в конечном счете привело к трагической смерти Рённев? Может быть, вы, к примеру, повздорили или всерьез поссорились?

Взгляд Кьерсти метался из стороны в сторону, как у затравленного зверька. И всякий раз возвращался к Ховарду.

Теперь Ховард повернулся к Кьерсти. Но он знал, что в зале за ним внимательно следят, следят с враждебным вниманием и по-своему истолкуют любую перемену в выражении его лица. Он смотрел на Кьерсти ничего не выражающим взглядом — помочь ей он не мог.

Кьерсти наконец поняла, что нельзя делать вид, будто у нее отшибло память. Но она не могла сообразить, как надо отвечать. Взгляд ее метался из стороны в сторону.

Обвинитель снова повторил ласково, чересчур ласково:

— Так ты совсем ничего не скажешь нам о последнем вечере?

— Она замахнулась на меня ножом! — вырвалось у Кьерсти.

За судейским столом все задвигались. Заскрипел пол и под скамьями слушателей. За столом суда и в зале забормотали, зашушукались. То, что сказала Кьерсти, совершенно по-новому освещало дело.

Снова раздался голос обвинителя, но теперь уже совсем не ласковый и не вкрадчивый:

— Значит, Рённев замахнулась на тебя ножом. Наконец-то вспомнила. Что же это было — следствие ссоры или, так сказать, последний аргумент в ссоре?

Но Кьерсти молчала.

— Ты помнишь, что случилось потом?

Кьерсти обрела дар речи:

— Нет.

— Совсем ничего?

Кьерсти, запинаясь, произнесла:

— Нет… то есть пока я не увидела, что она лежит головой на каменном порожке.