Закон ученого
Шрифт:
– Можешь не продолжать, – кивнул я. – Ты не способна причинить вред живому существу – хотя при этом вполне можешь создавать совершенные биологические машины для убийства.
– Это другое, – отозвалась Грета. – Тот, кто собирает пулемет на заводе, – не убийца. Убийца тот, кто целится и нажимает на спусковой крючок.
– Удобно, – хмыкнул Бесконечный. – Если дальше углубиться в болтологию, то и стрелок не убийца, ведь вся вина поражения цели лежит на пуле. С нее и спрос.
– Сейчас не время выяснять, кто на этом свете самый матерый мерзавец, – заметил я. – Грета права, репликантов надо остановить.
–
– Академика, – машинально поправил я, думая о своем. А именно – что я вряд ли смогу хладнокровно поубивать своих друзей.
И не хладнокровно – тоже.
Я слишком хорошо знал, что представляют собой существа, воссозданные из клеток убитых.
Это не копии и не какие-то другие люди или мутанты.
Это самые настоящие мои друзья. Захаров слишком круто преуспел в возврате мертвецов с того света, чтобы я мог убить тех, с кем меня связывало слишком многое. И в том, что это именно они, у меня не было ни малейшего сомнения. При всех своих отрицательных качествах Захаров имел одно несомненно положительное: он всегда держал свое слово. И сейчас он тоже сдержал его – правда, не совсем так, как я рассчитывал. Но тут уж ничего не попишешь: связываясь с джинном из лампы, Монументом или Захаровым, нужно отдавать себе отчет, что твои желания они выполнят не так, как ты рассчитывал, а так, как они сочтут нужным их выполнить.
– Думаю, Циркач прав, – сказал я. – Нужно прежде всего устранить причину проблемы, а уже потом бороться с ее следствием. Настало время навсегда остановить академика, тогда и мир завоевывать будет некому.
– Согласен, – кивнул Бесконечный, поудобнее перехватив автомат невидимыми руками. – Ну чего, пойдем, что ли? Вправим мозги этому безумному гению!
Захаров проснулся от того, что у него затекла шея до полного онемения. Академику даже приснилось, что ему отрубила голову какая-то жуткая механическая гильотина с бессмысленными паучьими глазами, а от такого не захочешь – очнешься. Неудивительно, кстати. Известно, что мозг во сне переиначивает мысли и впечатления дня на свой лад, после чего прилежно трансформирует их в кошмары.
А какие еще могут быть сны после просмотра видеотрансляции с налобной камеры Кречетова о том, как отряд репликантов бьется в Чистогаловке с толпой чудовищ?
Правильно, только такие.
Открыв глаза, ученый обнаружил себя в неудобной позе – сидящим в кресле и положившим голову на скрещенные руки.
– Понятно, – проворчал он, разминая задеревеневшую шею. – Опять отрубился за рабочим столом. Надо или трудиться поменьше, или кофеина употреблять побольше. Кстати о кофе. Грета, завари-ка мне чашечку, да покрепче.
Ответом ему было молчание.
– Грета?
Обслуживающий робот, которым управлял искусственный интеллект лаборатории, не пошевелился.
– Так-так, – пробормотал академик.
Его тренированный мозг уже просчитывал варианты произошедшего.
Поломка управляющего центра, отвечающего за все процессы внутри бункера, в том числе и за связь с Гретой?
Да нет, не похоже. Вон все индикаторы на управляющей панели зеленым горят. Да и, если разобраться, центр – это и есть сама Грета, которой в случае
Какая-то внешняя диверсия, обрубившая одновременно и основную, и резервные энергетические подстанции? Тоже не то, иначе бы уже выла аварийка, сигнализируя о том, что бункер переключился на резервные генераторы. Да и на поведение Греты это бы никак не повлияло…
– Глупости какие-то кручу в голове, – буркнул себе под нос ученый. – Но что, ктулху меня побери, произошло?
Захаров, наконец, полностью пришел в себя после сна – и его пальцы принялись стучать по клавиатуре, вручную запуская процессы анализа происшествия. Будь исправна Грета, для этого потребовался бы лишь короткий голосовой приказ. Сейчас же академику пришлось вводить все команды вручную…
И результат, выданный мощным компьютером, Захарова озадачил.
Грета не сломалась.
Просто в базе больше не было ее файла, словно его и не существовало там никогда!
– Не может быть! – раздраженно бросил академик. – Ни самой программы, ни резервных копий. Такое впечатление, что Грета сама себя вычистила из базы.
Захаров проговорил это – и замер, осознавая смысл фразы, которую он сам только что произнес.
Удалила сама себя…
Но на подобное действие не способна никакая, даже самая навороченная программа, если только она не обладает человеческим интеллектом…
И тут память услужливо преподнесла академику некоторые нюансы общения с Гретой в последнее время… А ведь он сам отмечал, что его создание стало намного умнее, но списывал это на эффективную работу программы самообучения, встроенную в искусственный интеллект.
Так что же получилось в итоге?
Пальцы ученого, порхающие над клавиатурой, выбивали из клавиш барабанную дробь – а на большом экране мелькали отдельные кадры, заснятые наноботами-шпионами, функция которых заключалась в сборе информации о том, что происходит на зараженных землях внутри Кордона. И особенно – неподалеку от бункера. Захаров давно уже полагался не только на стационарные камеры, развешанные по всей Зоне, но и на мобильные, способные к самостоятельному передвижению, состоящие из наноботов и замаскированные под насекомых…
Вдруг взгляд ученого зацепился за один из кадров: трое сталкеров, похоже, беседуют с чем-то черным, контурами напоминающим женщину. Интересно, что это такое? Новая аномалия? Или то, что осталось от какого-нибудь ловца удачи после тесного контакта с местными достопримечательностями?
Академик максимально увеличил изображение и подключил внешний микрофон. Управлять наноботами вручную было не просто, Захаров даже успел немного подзабыть, как это делается, – ботами всегда управляла Грета.
Но он справился.
И, когда пошел звук, застыл в кресле, словно ледяная статуя…
– Он просто чудовище, – говорила та, в кого он вложил гораздо больше, чем море денег и своего личного времени. – И я не могла поступить иначе.
Академик даже не заметил, как из закушенной губы на его подбородок скатилась капля крови. К Грете у него было особое отношение, в котором он даже себе никогда бы не признался. С дочерью у академика получилось так себе, да и любой ребенок – это не только твое достижение, а как бы соавторство.