Законы подлости
Шрифт:
Посреди спальни стояла Селина. Измятое домашнее платье спустилось с одного плеча, волосы лежали в беспорядке золотыми кудрями, а глаза нехорошо так припухли и покраснели. В первую секунду я остолбенел, но когда отмер, сердце мое больно стукнулось о ребра.
– Селина, что случилось? Ты плакала. Селина, если я…
Она упрямо покачала головой, а потом вдруг произнесла тихо:
– Поцелуй меня.
Каменным истуканом я не был, и даже заплаканная Селина вызывала во мне вполне конкретное желание, но ее просьба прозвучала таким дрогнувшим голосом, что я попытался
Когда мои ладони с бедер и спины переместились ей на шею, затем к щекам, я ощутил горячую влагу слез и отстранился, тяжело дыша.
– Моя маленькая девочка, что же такое… Хорошая, милая, не плачь… Сейчас я тебя отпущу, мы пойдем в гостиную, сядем, выпьем чая и ты мне все расскажешь.
Дождавшись неуверенного кивка, я усадил ее на низкий диван в гостиной, а сам отправился на кухню. Хорошо, что у меня вообще нашелся чай, а то я даже и не знал бы, что делать. Не наливать ведь Селине виски, право слово.
Знаете, я совершенно не удивился, когда горячий чай оказался на моих спальных брюках. Пока Селина краснела и шептала извинения, а мои пальцы на ногах горели от ожога, я с улыбкой смотрел на ее светлую макушку и понимал, что мог бы стоять так вечно и ничего не поменял бы от нашей первой встречи до этого момента. Ну, разве только что больше целовал ее мягкие губы. Следующие слова врывались из меня сами собой:
– Селина, как же я тебя люблю….
С широко раскрытыми глазами она уставилась на меня снизу вверх, кусая губы.
Больше мы не произносили ни слова. Должна ли она была мне ответить? Не знаю. Если честно, то, что я она сейчас сидела в моей гостиной посреди ночи, говорило лучше любых слов.
Когда я вернулся с новой чашкой чая, Селина, кажется, успокоилась. По крайней мере, у нее уже не было взгляда затравленного котенка.
– Не трогай, сам уберу, еще порежешься, - проговорил, когда она полезла к осколком разбитой чашки, и щелкнул пальцами, вызывая простейшую бытовую магию.
– Расскажи мне, что случилось?
– попросил, присаживаясь рядом с ней на диван.
Думала она не очень долго, прежде чем заявить:
– Мне очень нравятся твои поцелуи!
Я еле сдержал улыбку, чтобы не обидеть ее. Дальнейший разговор пошел в более правильном русле. Новость же о том, что профессор Ольберг Фольцимер, глава Совета профессоров Королевского ботанического общества, являлся отцом Селины, я приняла так, словно это касалось самого меня. Как же тяжело ей было узнать об этом, сколько боли она испытала, поняв, что мать так долго скрывала от нее правду, что никто из родителей не удосужился рассказать ей все лично. Но все, чем я мог помочь - это просто обнять ее покрепче, дать совет, попытаться успокоить и уложить спать на мягкие простыне, надеясь, что сон ее будет спокойным.
– Добрых снов, - проговорил тихо, целуя ее лоб, щеки, нос. Мне хотелось большего, куда намного большего, но сейчас Селина была совсем не в том состоянии, чтобы
Проснулся я резко, без сладких и сонных потягиваний, садясь на узкой софе с мыслью о том, что пока тут разлеживался, ночная гостья могла просто-напросто сбежать. Но осторожно прокравшись в спальню, я лицезрел прекраснейшую картину. Селина была все еще в моей кровати.
Лежала на боку, во сне сбросив одеяло и смяв его в ногах. Подол юбки задрался, открывая взгляду белую кожу бедер. Ладони она сложила под щекой и выглядела до того мило, что я не сдержал улыбки и удовлетворенно вздохнул. Да, именно так и должно быть. Именно ее я хочу видеть, просыпаясь по утрам. Пару минут я наблюдал за спокойным дыханием девушки, а затем заказал доставку завтрака. После хорошего сна Селине нужно будет как следует поесть. А то, что мы будем делать это вместе, было приятнее вдвойне.
Глава 22
«После помпезно прошедшего Королевского осеннего бала жизнь может показаться скучной и предсказуемой, наполненной сплошной рутиной. Но хватит и дня, чтобы понять - наши будни вечно подбрасывают массу сюрпризов. Такие времена!
Выдержка из Авьенской Хроники»
Сидя в столовой главы Тайного сыска, я разглядывала тарелки и блюдца с омлетом, круассанами, красной рыбой, яйцами всмятку, печеньем, творожной запеканкой, вареньем и сгущенкой, фруктами и желе, силясь понять, скольких персон де Фоссе пригласил на завтрак.
От дымящегося чая приятно пахло бергамотом, а неяркое солнце красиво золотило фарфоровую посуду. Высокие окна столовой выходили прямо на Приаллейный, и вид был сказочный. Ночью я этого совсем не заметила. Сейчас же я смотрела куда угодно, но только не на Себастьяна. Проснувшись в его кровати, в обнимку с подушкой, пахнувшей мятой, мне захотелось сбежать, но было поздно. Потом я учуяла запах свежей выпечки и все как в тумане. Вот я уже сижу за одним столом с де Фоссе, попивая чай и присматриваясь, с какого бока отрезать себе запеканки. И полить ее сгущеным молоком или малиновым вареньем? Выбор, должна сказать, очень тяжелый.
– Ты совсем не ешь, - заметила, кидая взгляд на пустую тарелку Себастьяна.
Тот пожал плечами, улыбаясь:
– Я обычно не завтракаю, не привык.
– Тогда зачем столько всего?
– недоумевающе обвела стол взглядом, зачерпывая ложечкой варенье из хрустальной креманки.
– Я не знал, что ты любишь.
Улыбнувшись, засмеялась:
– Что же, если из-за стола я не выйду, а покачусь, ты знаешь, кого винить.
Мой взгляд наткнулся на Хронику, лежащую на высокой тумбе около окна, которая явно была предназначена для цветов. Ваза с букетом ирисов смотрелась бы там просто изумительно. Прогнав странные мысли, я потянулась за газетой.