Залетела от Братвы

Фокс Мари

Когда мы заворачиваем за угол, Дженнифер замедляет шаг, и я делаю то же самое. Ее взгляд скользит по Тайлеру, который медленно засыпает, а затем снова на меня.

— Тимур…, — начинает она, ее голос колеблется, как будто она подыскивает нужные слова. — Я никогда этого не ожидала. Ты с ним. Это… другое.

Я слегка киваю, точно зная, что она имеет в виду. — Я тоже не ожидал этого.

Мы останавливаемся около скамейки, и я сажусь, все еще прижимая Тайлера к груди. Он уже спит, его маленькое дыхание ритмичное и ровное. Я смотрю на

Дженнифер, и тяжесть всего, что произошло — ложь, бегство, предательство — оседает между нами. Но каким-то образом все это, кажется, не имеет значения в этот момент.

— Я знаю о твоей матери, — тихо говорю я, внимательно наблюдая за ее реакцией. Ее тело напрягается, и она встречает мой взгляд, ее глаза широко раскрыты и поражены.

— Мой кузен Анатолий, — продолжаю я, понизив голос. — Он ответственен за то, что произошло. Он был молод, глуп и безрассуден. Братва отослала его, чтобы избежать последствий, но я знаю, что эта потеря сделала с тобой, Дженнифер.

Она смотрит на меня, на ее лице смесь шока и чего-то еще, что я не могу точно определить. Боль, может быть. Или замешательство. Я не могу сказать.

— Теперь я понимаю, почему ты сбежала, — добавляю я твердым тоном. — Почему ты сделала то, что сделала. Месть — основная ценность в Братве. Око за око.

Я останавливаюсь, бросаю взгляд на Тайлера, прежде чем снова посмотреть на нее. — Теперь ты Шаров. Это что-то значит. Так что… скажи. Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?

Дженнифер выглядит озадаченной, ее дыхание перехватывает. Она долго смотрит на меня, обдумывая мои слова. Я предлагаю ей месть. Шанс вернуть то, что Анатолий украл у нее.

Затем что-то меняется в выражении ее лица. Резкость исчезает, сменяясь чем-то более мягким.

— Я этого не хочу, — шепчет она, медленно качая головой. — Я… я довольна без мести. Это не вернет мою мать. Прямо сейчас я живу своей жизнью с нашим прекрасным малышом. Я счастлива… несмотря ни на что. Или, по крайней мере, я могу научиться быть счастливой.

Ее слова удивляют меня, но они искренни. В ней не осталось ненависти, не осталось жгучего желания отомстить. Она как-то пошла дальше. Когда я смотрю на нее, держащую нашего сына, я начинаю понимать, что, может быть… может быть, она права.

— Просто пообещай мне одну вещь, — тихо добавляет она, подходя ближе. — Не делай его бессердечным, Тимур. Не делай его таким… таким, как ты.

Ее мольба застает меня врасплох, и на мгновение я не знаю, что сказать. Она просит о чем-то, чего я не уверен, что могу обещать. Когда я смотрю на Тайлера, спящего так мирно, я чувствую рывок в груди.

Я не отвечаю сразу. Вместо этого я медленно киваю, притягивая ее к себе, не повышая голоса. — Я постараюсь, — говорю я, не уверенный, смогу ли я вообще сдержать это обещание. Пока что этого достаточно.

Когда последние слова Дженнифер растворяются в прохладном вечернем воздухе, я обнаруживаю, что смотрю на нее, не в силах поколебать тихую силу ее голоса. Она не хочет

мести. Это понятие так чуждо мне, то, вокруг чего я построил свою жизнь. Вот она стоит, предлагая мне что-то другое — что-то более чистое.

Я придвигаюсь ближе, моя рука касается ее руки. Ее глаза встречаются с моими, мягкие, но решительные, и что-то шевелится во мне. Не думая, я наклоняюсь, прижимаясь губами к ее губам. Поцелуй начинается медленно, осторожно, как будто мы оба пробуем воду. Затем он углубляется, жар распространяется между нами, как лесной пожар. Моя рука скользит вокруг ее талии, притягивая ее ближе, и она тает рядом со мной, ее тело поддается так же легко, как и всегда.

Ее губы раздвигаются, и я принимаю приглашение, исследуя тепло ее рта. Это не первый раз, когда мы целуемся, но что-то в этом моменте ощущается по-другому. Между нами есть некая грубость, невысказанное понимание, которого не было раньше. Мои руки скользят вверх по ее спине, пальцы запутываются в ее волосах, и она тихонько вздыхает мне в рот.

На мгновение все остальное исчезает. Прошлое, ложь, даже боль. Есть только мы. Я целую ее сильнее, смакуя ощущение ее тела на моем. Она на вкус как дом, как что-то, в чем я не знал, что нуждаюсь до сих пор.

Тихий крик нарушает этот момент.

Мы оба замираем, отстраняясь, когда Тайлер шевелится в моих объятиях. Его крошечные кулачки сжимаются, его лицо морщится от дискомфорта, и Дженнифер мгновенно оказывается рядом с ним, ее руки нежны, когда она успокаивает его. — Тсс, детка, — тихо воркует она, поглаживая его по спине. — Все в порядке. Мама здесь.

Я смотрю на нее, и в груди у меня сжимается что-то незнакомое. Видеть ее такой — такой нежной, такой естественной с нашим сыном — что-то со мной делает. Она улыбается Тайлеру, откидывая прядь волос с лица, и впервые за долгое время я чувствую… покой.

— Пойдем, — говорю я через мгновение, голос у меня грубее, чем хотелось бы. — Давай зайдем внутрь.

Дженнифер кивает, все еще тихо напевая Тайлеру, пока мы идем обратно к дому. Сад исчезает позади нас, и вскоре мы сидим на диване в гостиной, тепло огня потрескивает рядом с нами. Она осторожно кладет Тайлера на одеяло рядом, и он снова засыпает.

Я поворачиваюсь к ней, слегка наклоняясь вперед. — Ты уверена? — спрашиваю я, понизив голос. — О том, что не хочешь мстить. Это редкая возможность, Дженнифер. Не многим выпадает такой шанс.

Она смотрит на Тайлера, мягкая улыбка тронула ее губы, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я уверена, — шепчет она. — Моя мать не хотела бы этого.

Ее слова повисают в воздухе, и я вижу убежденность в ее глазах. Она говорит это не просто ради мира. Она имеет это в виду.

— Какой она была? — спрашиваю я, удивляя самого себя вопросом. Меня никогда не волновало чужое прошлое, особенно не так, как сейчас. Я хочу знать — о ее матери, о том, что сформировало Дженнифер в женщину, сидящую передо мной.