Залив Полумесяца
Шрифт:
– Арабелла Гримани, – представляясь, женщина чуть кивнула, как бы изобразив принятое в патрицианских семьях Венеции приветствие. – Знаете, а вы не похожи на шехзаде, как я их представляла до нашей встречи.
Арабелла отвернулась от него и прошла к софе, на которую изящно опустилась, после расправив длинный шлейф своего платья. Шехзаде Осман проводил ее потемневшим взглядом и, по-прежнему не отрывая от женщины глаз, как завороженный направился следом.
– И что же во мне противоречит вашим представлениям?
– Вы не похожи на варвара, – усмехнулась Арабелла,
– Вы встречали многих? – с такой же усмешкой уточнил шехзаде Осман.
Арабелла ничего не ответила, изобразив скромность, но улыбнулась ему со снисхождением, что не оставило сомнений в ее искушенности. При этом зеленые глаза ее почему-то заволокла горечь, и она поспешно отвела их в сторону. Ореол соблазнительности и искушения перестал освещать ее, как будто она резко потухла изнутри, как свеча, которую задули одним коротким выдохом. Шехзаде Осман перестал ухмыляться и посерьезнел, почувствовав, как их беседа резко изменила свой тон.
– Вы замужем? – его голос уже не полнился насмешливостью.
Арабелла снова подняла на него оказавшиеся на удивление полными чувств глаза и улыбнулась с оттенком печали – невысказанной, спрятанной в глубинах ее души.
– Я уже даже не помню того времени, когда была не замужем. Не успеваю стать вдовой и проститься с одним мужем, как снова иду под венец и клянусь в вечной любви другому.
– Надо полагать, и дети есть?
Он понял, что затронул еще более болезненную для нее тему, как только закончил говорить. Что-то всколыхнулось в ее взгляде – боль или мука, но женщина это чувство быстро подавила и произнесла наигранно спокойно:
– В Венеции у меня остались две дочери и сын. А сколько детей у вас? – она почти сразу отвела внимание от себя, чем только подтвердила подозрения в своем болезненном отношении к этой теме. – Надо полагать, много больше, учитывая, что для продолжения рода вы содержите целый гарем.
– Всего лишь четверо.
– Думается мне, на этом вы не остановитесь.
– Да, вряд ли, – с иронией отозвался шехзаде Осман. – Ведь продолжение рода так кстати предполагает удовольствие. А я из тех, кто ценит удовольствие превыше всего в этом кратком мгновении бытия, называемом человеческой жизнью.
И снова атмосфера в зале до бела накалилась. Чувствуя сильное взаимное притяжение, они в молчании смотрели друг другу в глаза, когда, нарушив этот хрупкий момент, в зал вошел мужчина.
Он был высок, строен, хорошо сложен и красив, как истинный венецианец. Его темно-русые прямые волосы были длиной чуть ниже плеч, серые глаза сверкали холодом и спокойной уверенностью аристократа, а лицо отличалось какой-то трагической чувственностью.
– Только посмотрите, кто к нам пожаловал, – воскликнул он, лениво улыбнувшись. – Неужели соизволил слезть с отцовского трона и вернуться в наше захолустье?
– Ты же знаешь, Джордано: без твоего вина мне долго не прожить, – поднявшись из кресла
– Скорее уже без моих смазливых служанок.
Они посмеялись и обнялись, как старые друзья – крепко и тепло. Восседая на софе, Арабелла с любопытством за ними наблюдала. Нечасто она видела своего брата искренне улыбающимся.
– Что же ты не говорил, что у тебя в Венеции есть такая красавица-сестра? – обличив свое недоумение в шутку, произнес шехзаде Осман, когда они с Джордано разместились в двух креслах, а служанка отправилась за вином.
– К твоему сведению, у меня много сестер в Венеции, но лишь одна из них красавица, – Джордано с видимым теплом глянул на довольно улыбнувшуюся Арабеллу. – Потому и молчал, зная, как ты на красавиц падок.
– Неужели опасался, что я посягну на ее достоинство?
– Опасался, но скорее уж за тебя самого, – хмыкнул Джордано. – Белла ловко расставляет сети, из которых потом уже никогда не выпутаться. Я не хотел, чтобы и ты становился жертвой ее чар. Иначе с кем мне останется распивать вино, да развлекаться со служанками?
– Зря ты молчал, Джордано, – ответил шехзаде, смотря не на него, а на Арабеллу, которая с ленивой грацией забрала у служанки с подноса кубок с вином. – В сети такой женщины я и сам не прочь попасться.
Делая глоток вина, Белла обратила к нему зеленые глаза поверх кубка, и этот взгляд его буквально опалил, заставив нервно поерзать в кресле. Джордано будто не услышал его слов и усмехнулся, разглядывая служанку, подавшую ему вино. Она, наклонившись, томно на него глянула в надежде, что и ей достанутся жаркие объятия господина, которые уже познали другие.
– Приведи еще кого-нибудь, – велел ей Джордано, забрав кубок с подноса. – Двух будет достаточно? – так, будто служанки были неодушевленными предметами, поинтересовался он у друга.
– Трех.
Это был ответ не шехзаде, а Арабеллы, и тот изумленно поглядел на нее.
– Сестрица любит играться с ними не меньше, – насмешливо взглянув на него, заметил Джордано и глотнул вина с немужественным изяществом, которое его совсем не портило, а придавало ему европейского лоска. – Правда, за закрытыми дверьми спальни. Так что я понятия не имею, что она с ними делает. Хотя мне всегда было любопытно.
– Неужели двери вашей спальни всегда закрыты?
– Да, я всегда их запираю, – Арабелла игриво улыбнулась обратившемуся к ней шехзаде. – Никогда не знаешь, когда муж соизволит вернуться с охоты или очередного пира.
Шехзаде Осман развязно улыбнулся в ответ и, не сводя с нее глаз, поднес кубок ко рту и пригубил вина, чувствуя, как его все больше и больше увлекает эта женщина – порочная, необычная, но в то же время проникнутая возвышенными чувствами.
Когда в зал явились три служанки, все, как одна, облаченные в простые коричневые платья, которые в Венеции традиционно носила прислуга, Арабелла отставила свой кубок на столик и, поднявшись, многозначительно посмотрела на шехзаде Османа. Он все никак не мог оторваться от ее созерцания, полного удовольствия и томления плоти.