Залив Полумесяца
Шрифт:
И хотя злость ее все еще не остыла, теперь Астрея еще и тосковала. Она, бывало, вот также вставала у борта на закате и так ужасно грустно смотрела на море, словно желала броситься в его пучину и тем самым спастись из своего безвыходного положения. Но что-то ее останавливало. Возможно, желание жить в ней все же было сильнее тоски по брату и по прошлой жизни, которая столь внезапной стала таковой.
Давуд-паша, который был способен и на сострадание, и на понимание, тяготился ее состоянием. Он не понимал, почему его повелитель не оставил девушку в том городке, откуда они уплыли и где ее брат без труда отыскал бы ее и забрал обратно под
Однако, султан Баязид не отпустил ее на свободу, не позволил вернуться к брату. Даже видя, как несчастна девушка, он не сделал этого. И то, что им двигало, было загадкой для Давуда-паши, которую он все никак не мог разгадать. Хотя, догадки все же были…
Он замечал, как иногда его господин смотрит на Астрею. Он явно чувствовал к ней влечение, и потому, верно, не желая расставаться с заинтересовавшей его девушкой, держал ее при себе вопреки голосу разума. Но тогда почему он держался от нее на расстоянии? Давуд-паша ни разу не уличил его в попытках сблизиться с Астреей. Повелитель наблюдал за ней издалека, но не приближался.
Не понимая его мотивов, Давуд-паша, когда вышел из трюма и увидел, что повелитель стоит в одиночестве у борта, подошел к нему, решив все выяснить. Покидая трюм, он посмотрел в ту сторону, где сидела Астрея, и обнаружил, что она тупо смотрит в стену. Взгляд ее был так пуст, что сердце его невольно сжалось. Именно поэтому он решил узнать о том, что ее ждет, прямо сейчас.
– Повелитель.
Султан Баязид коротко посмотрел на него и кивнул, а после снова обратил лицо к морю.
– Вскоре мы, наконец, причалим к берегам Стамбула. Учитывая это, возникает вопрос…
– И какой же, Давуд?
– Что ждет эту девушку, Астрею? – осторожно спросил паша. – Она… станет частью вашего гарема, смею полагать?
– Слишком смелое предположение, – без капли веселья усмехнулся повелитель. – Я не забирал у нее свободу. Она – все еще вольная женщина, а значит, ей не место в гареме.
Такой ответ удивил Давуда-пашу. Его господин мог бы заявить, что Астрея отныне его рабыня (что недалеко от истины, учитывая ее нынешнее положение), и тогда бы она без проблем вошла в его гарем. Почему он от этого отказался? Ведь очевидно, что его сильно тянет к этой гречанке… Зачем же тогда было против воли везти ее в Стамбул и заставлять так страдать?
– Тогда как вы распорядитесь ее судьбой? Было ли правильным решением в таком случае везти ее в Стамбул, раз вы не намерены… сделать ее своей фавориткой? Я думал, что этим стремлением и обусловлено ваше решение забрать ее с собой.
Султан Баязид не торопился с ответом. Он некоторое время молчал, сумрачно вглядываясь вперед. И когда он заговорил, голос его был также мрачен, как выражение его лица.
– Поначалу так и было… Я руководствовался именно этим стремлением, Давуд. Ты прав. Но теперь, видя, как она страдает, я решил, что не… я не стану забирать у нее свободу. Я пошел на поводу у своих чувств, как это часто со мной бывало, и понял, что в очередной раз это привело к печальным последствиям. Астрея спасла нас с тобой от гибели, от ужасной участи, и за это я обязан щедро вознаградить ее. Возможно, та жизнь, которую я дам ей в награду, будет в тысячу раз лучше той, которую она вела с братом-пиратом на его судне? Верю, что
– Выдадите ее замуж?
– Нет, – тут же на эмоциях отрезал повелитель, но задумался и уже немного мягче добавил: – Если сама этого пожелает, возражать не стану. Поселю ее в каком-нибудь доме, выделю слуг и все необходимое, чтобы ни в чем не нуждалась. Такова будет моя благодарность.
– Повелитель, а если она пожелает уехать? Вернуться на родину?
– Куда вернуться, Давуд? На пиратское судно брата, чтобы вместе с ним провести свои годы в грабежах и разбоях? Это не женское дело, да и вообще не лучшая участь для любого человека. Я хорошо устрою ее жизнь в Стамбуле.
– Раз вам так угодно… – дипломатически отозвался великий визирь и счел за лучшее закончить этот разговор.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Фанисы Султан.
– Вы уже наизусть выучили его послание, султанша.
Фаниса Султан, оторвав задумчивый взгляд от затертого послания Дастана в своей руке, смущенно, но при этом и грустно посмотрела на свою служанку. Та вошла в покои с подносом в руках, принеся с кухни завтрак для госпожи, и чуть насмешливо улыбнулась ей.
– Что же мне делать, Лейсан? – невидяще наблюдая за тем, как та ставит поднос на столик перед ней, сидящей на тахте, воскликнула Фаниса Султан и опечаленно вздохнула. – Зачем он написал мне это? Разбередил мои чувства… Теперь я только и делаю, что думаю о нем! И понимаю, что все… безнадежно.
– Не говорите так, – Лейсан-хатун присела рядом с ней и взяла ее за свободную руку.
– Надежда есть всегда! Отец так любит вас. Быть может, узнав о ваших чувствах, он выдаст вас замуж за того, кого вы сами пожелаете.
– Вряд ли… – не заразившись ее энтузиазмом, покачала головой юная султанша, рассматривая признание Дастана в любви, покоящееся в ее руке. – Отец добр, но он не глупец. И понимает, что для того, чтобы укрепить свое положение, ему нужно выдать меня за влиятельного человека, на которого он в будущем, уже сев на трон, сможет опереться. Так сделал султан Баязид, выдав любимую дочь, мою тетю Эсму Султан, за своего соратника Давуда-пашу, которого та даже не знала. Никто ее не спрашивал, кого она любит и хочет ли этого брака. Выбор сделали за нее. Также поступят и со мной, Лейсан.
– Не прочьте себе такую судьбу, госпожа! – мягко возмутилась Лейсан-хатун, крепче сжав ее руку. – У меня сердце кровью обливается. Я верю, что у вас…
Она на успела договорить. В покои вошла Сафанур Султан – как всегда, утонченная и нежная в платье цвета чайной розы. Ее темные, почти что черные волосы были собраны, и несколько локонов мягко обрамляли ее красивое лицо. Увидев дочь, она ей улыбнулась, но насторожилась, заметив, как та поспешно передала какую-то записку своей служанке, которую прежде держала в руке.
– Что это? – спросила султанша, поглядев на девушек, которые выглядели взволнованными.
– Пробовала написать что-то вроде стихотворения, – пожала плечами Фаниса Султан и виновато улыбнулась, потому что не любила ложь. – Но получается еще плохо, поэтому я не хотела бы, чтобы вы прочли это, матушка.
– Помню, когда-то и твой отец пробовал себя в поэзии, – заметила Сафанур Султан, пройдя к тахте и опустившись на нее. Она доверяла дочери, потому не уличила лжи. – Но у него плохо выходило, и он оставил это занятие. Зато он прекрасно рассказывает разные истории. Ты и сама это знаешь. Так увлекательно слушать его, верно?