Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

— Ни, ни, ни на волосъ, — отвчалъ Самуэль. — Она пожелаетъ узнать больше, a вотъ тутъ закорючка. Въ этомъ-то и состоитъ, отче, искусство оканчивать письма на приличномъ мст.

— Похвальное искусство! Не мшало бы твоей мачих поучиться, гд и какъ благоразумная леди должна оканчивать свой разговоръ. Какъ же ты подписался, сынъ мой?

— Это дло мудреное, старикъ, — я не знаю какъ подписаться.

— Подмахни — «Уэллеръ», и больше ничего, — отвчалъ старшій владлецъ фамиліи.

— Не годится, — возразилъ Самуэль. — На валентинахъ никогда не подписываются собственнымъ именемъ.

— Ну, такъ нарисуй: «Пикквикъ». Это хорошее имя.

— Я то же думаю. Да

только тутъ надобно отче, оттрезвонить какимъ-нибудь приличнымъ стишкомъ, иначе не соблюдена будетъ форма валентины.

— Не люблю я это, Самми, — возразилъ м-ръ Уэллеръ старшій. — Ни одинъ порядочный ямщикъ, сколько я знаю, не занимался поэзіей, мой другъ, кром разв одного, который настрочилъ дюжину стиховъ вечеромъ, наканун того дня, какъ повсили его за воровство.

Но Самуэль непремнно хотлъ поставить на своемъ. Долго онъ грызъ перо, придумывая тему, и, наконецъ, подмахнулъ такимъ образомъ:

"Вашей ножки черевикъ.

Пикквикъ".

Затмъ онъ сложилъ письмо какимъ-то особеннымъ, чрезвычайно многосложнымъ манеромъ, запечаталъ и надписалъ слдующій адресъ:

"Горничной Мери

въ дом мистера Нупкинса, городского мэра

въ городъ Ипсвичъ".

Когда такимъ образомъ кончено было это важное занятіе, м-ръ Уэллеръ старшій приступилъ къ тому длу, за которымъ собственно призвалъ своего сына.

— Поговоримъ прежде всего о твоемъ старшин, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Вдь завтра поведутъ его на судъ, если не ошибаюсь?

Самуэль отвчалъ утвердительно.

— Очень хорошо, — продолжалъ старикъ. — Ему, конечно, понадобятся посторонніе свидтели для защиты своего лица и дла, или, можетъ быть, онъ станетъ доказывать alibi {Alibi — юридическій терминъ. Когда обвиняютъ кого въ извстномъ преступленіи и тотъ, оправдывая себя, утверждаетъ, что онъ во время совершенія преступленія находился совершенно въ другомъ мст (alibi), тогда говорятъ, что подсудимый доказываетъ alibi.}. Долго я думалъ обо всхъ этихъ вещахъ, и мн сдается, любезный другъ, что старшина твой можетъ отвиляться, если будетъ уменъ. Я подговорилъ здсь кой-какихъ пріятелей, которые, пожалуй, ползутъ на стну, если потребуетъ необходимость; но всего лучше, по моему мннію, опираться на это alibi. Нтъ аргументаціи сильне alibi, поврь моей продолжительной опытности, Самми.

Высказавъ это юридическое мнніе, старикъ погрузилъ свой носъ въ стаканъ, подмигивая между тмъ своему изумленному сыну.

— Вдь это дло не уголовное, старичина, — возразилъ Самуэль.

— A какая нужда? Alibi пригодится и на спеціальномъ суд присяжныхъ, мой милый, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ старшій, обнаруживая въ самомъ дл значительную опытность въ юридическихъ длахъ. — Слыхалъ ты про Томми Вильдспарка?

— Нтъ.

— Ну, такъ я теб скажу по секрету, что его одинъ разъ судили за что-то. Что-жъ ты думаешь? Когда вс мы, въ качеств постороннихъ свидтелей, уперлись на это alibi, такъ вс эти парики разинули рты и развсили уши. Томми отвертлся отъ вислицы и былъ оправданъ. Поэтому, я скажу теб, любезный другъ, что если старшина твой не упрется на это alibi, такъ и пиши — все пропало!

— Нтъ, отче, старшина мой не таковскій человкъ, чтобъ вилять кривыми закоулками въ правомъ дл. Къ тому же есть свидтели, которые видли, какъ онъ обнималъ эту старуху.

— Кто эти свидтели?

— Его собственные друзья.

— И прекрасно. Стало быть, имъ

ничего не стоитъ отпереться.

— Этого они не сдлаютъ.

— Отчего?

— Оттого, что они считаютъ себя честными людьми.

— Вс вы дураки, я вижу, — сказалъ м-ръ Уэллеръ энергическимъ тономъ. — Дуракъ на дурак детъ и дуракомъ погоняетъ.

Вмсто всякихъ возраженій, Самуэль предложилъ старику новый стаканъ пунша. Когда они чокнулись и выпили, разговоръ самъ собою склонился на другіе предметы.

— Зачмъ же ты еще призвалъ меня, отче? — спросилъ Самуэль.

— По длу домашняго благочинія, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Помнишь ты этого Стиджинса?

— Красноносаго толстяка? Очень помню.

— Ну, такъ вотъ видишь ли, — продолжалъ старикъ, — этотъ красноносый толстякъ, Самми, навщаетъ твою мачиху съ безпримрнымъ постоянствомъ и неслыханною ревностью. Онъ такой закадычный другъ нашего семейства, что и въ разлук съ нами всегда оставляетъ y себя что-нибудь на память о насъ.

— Будь я на твоемъ мст, старичина, — прервалъ Самуэль, — я поднесъ бы ему на память такую вещицу, которой онъ не забылъ бы въ десять лтъ.

— Погоди, я еще не кончилъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Съ нкотораго времени онъ завелъ обычай приносить съ собою плоскую бутылочку въ полдюжины стакановъ, и мачиха твоя каждый разъ передъ его уходомъ наполняетъ ее ананасовымъ ромомъ.

— И онъ вытягиваетъ этотъ пуншикъ до своего возвращенія назадъ?

— Весь дочиста, мой милый, такъ что въ бутылк ничего не остается, кром спиртуознаго запаха и пробки, — на это онъ молодецъ. Но дло вотъ въ чемъ, другъ мой Самми, — сегодня вечеромъ вс эти теплые ребята собираются на мсячную сходку въ Кирпичный переулокъ, гд y нихъ, видишь ты, основано такъ называемое "Общество соединенныхъ друзей воздержанія, трезвости и умренности". Мачиха твоя тоже хотла было идти; но y ней, къ счастію, сдлалась ломота въ спин, и она остается дома. A я, другъ мой Самми, перехватилъ два билетика, которые были отправлены къ ней. Сообщивъ этотъ секретъ, м-ръ Уэллеръ старшій замигалъ и заморгалъ на своего сына съ такимъ неутомимымъ усердіемъ, что Самуэль остолбенлъ и ему показалось даже, что съ правымъ глазомъ его родителя сдлался извстный лошадиный припадокъ, въ род tic douloureux.

— Что дальше? — спросилъ Самуэль.

— А дальше вотъ что, мой милый, — отвчалъ почтенный родитель, оглядываясь изъ предосторожности назадъ, — мы отправимся къ нимъ съ тобой вмст, въ назначенный часъ, такъ, чтобъ не опоздать ни минутой. A этотъ ихъ набольшій, Самми, жирный толстякъ, то-есть, подоспетъ не слишкомъ скоро.

Здсь м-ръ Уэллеръ старшій заморгалъ опять и разразился мало-по-малу такимъ отчаяннымъ хохотомъ, который казался едва выносимымъ для старика шестидесяти лтъ.

— Ну, исполать теб, старый богатырь! — воскликнулъ Самуэль, растирая спину старика, чтобъ сообщить правильную циркуляцію его крови. — Отчего ты такъ закатился, старина?

— Тсъ! Помалкивай, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, озираясь вокругъ съ видимымъ безпокойствомъ и стараясь говорить потихоньку, почти шопотомъ. — Есть y меня два пріятеля, что работаютъ на оксфордской дорог,- чудовые ребята, способные на вс руки. Они пригласили этого толстяка, Самми, къ своей трапез съ тмъ, чтобъ угобзить его хлбомъ да солью, a пуще всего горячей водицей съ ромомъ, и вотъ, когда онъ пойдетъ въ это общество воздержанія и трезвости, — a пойдетъ онъ непремнно, потому что ребята поведутъ его подъ руки и втолкнутъ насильно въ дверь, если будетъ нужно, — такъ выйдетъ такая потха, что ты пальчики оближешь себ, другъ мой Самми, умная ты головушка!