Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Ахъ, папа, милый папа! — воскликнула встревоженная Эмилія. — Арабелла знаетъ, вс здсь знаютъ, Джой тоже знаетъ, что я не принимала въ этомъ никакого участія съ своей стороны и совсмъ не знаю, какъ это случилось. Августъ, объяснись, Бога ради!
М-ръ Снодграсъ, выжидавшій только случая быть выслушаннымъ, объяснилъ обстоятельно и подробно, какими судьбами онъ очутился въ такомъ невыгодномъ положеніи передъ лицомъ всхъ присутствующихъ леди и джентльменовъ. Опасеніе подать поводъ къ семейному раздору внушило ему мысль укрыться отъ м-ра Уардля при его вход, и онъ принужденъ былъ удалиться въ его спальню, надясь пройти въ коридоръ черезъ другую дверь. Положеніе сдлалось крайне
Объяснившись такимъ образомъ, молодой джентльменъ поклонился опять всей компаніи, заглянулъ въ тулью своей шляпы и пошелъ къ дверямъ.
— Остановитесь! — закричалъ Уардль.
М-ръ Снодграсъ остановился.
— Спрашиваю васъ, сэръ, во имя здраваго смысла, отчего вы не сказали мн всего этого при самомъ начал?
— Или почему бы мн не открыть этой тайны? — добавилъ м-ръ Пикквикъ.
— Полноте, полноте! — сказала Арабелла, принимая на себя роль адвоката влюбленной четы. — Къ чему спрашивать объ этомъ теперь, особенно вамъ, м-ръ Уардль, когда вы прямо объявили, что хотите имть своимъ зятемъ богатйшаго джентльмена, и когда вс боялись васъ, какъ огня, кром только меня одной? Подойдите-ка лучше къ м-ру Снодграсу, поцлуйтесь съ нимъ и прикажите подать ему обдъ, потому что, какъ видите, онъ умираетъ отъ голода. И ужъ, кстати, велите подать вина, потому что вы просто несносны, если не выпьете по крайней мр двухъ бутылокъ.
Достойный старый джентльменъ потрепалъ Арабеллу по щек, поцловалъ ее очень нжно и еще нжне поцловалъ свою собственную дочь.
— Вина, самаго лучшаго вина! — закричалъ старый джентльменъ, дернувъ за сонетку.
Вино принесено, и вмст съ виномъ явился Перкеръ. М-ръ Снодграсъ пообдалъ за особымъ столикомъ и посл обда придвинулъ свой стулъ къ миссъ Эмиліи, безъ малйшаго сопротивленія со стороны стараго джентльмена.
Вечеръ вышелъ превосходный. М-ръ Перкеръ острилъ, любезничалъ, подшучивалъ и веселился на славу, разсказывалъ безъ умолку многіе интересные анекдоты и проплъ одну комическую псню. Арабелла была очаровательна, м-ръ Уардль забавенъ, какъ нельзя больше, м-ръ Пикквикъ плнителенъ до неимоврной степени. Любовники молчали, м-ръ Винкель ораторствовалъ, Бенъ Алленъ ревлъ во все горло, и вс были счастливы.
Глава LIV. Мистеръ Соломонъ Пелль, при содйствіи почтенныхъ представителей кучерскаго искусства, устраиваетъ дла м-ра Уэллера старшаго
— Самми! — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, приступивъ къ своему сыну на другое утро посл похоронъ, — я нашелъ его, Самми. Я такъ-таки и думалъ, что оно тамъ.
— О чемъ думалъ, что оно гд? — спросилъ Самуэль.
— Я говорю, Самми, о завщаніи твоей мачехи, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ, — по сил котораго мы должны распорядиться такъ, чтобы все, знаешь, для врности и приращенія было припрятано въ банкъ, какъ я теб говорилъ.
— A разв она не сказала, гд найти эту бумагу? — спросилъ Самуэль.
— И не заикнулась, другъ мой, въ томъ-то и штука! — отвчалъ м-ръ Уэллеръ. — Мы все толковали, знаешь, объ этихъ домашнихъ дрязгахъ, и я старался развеселить ее, какъ могъ, такъ что мн не пришло и въ голову разспросить ее
Озадачивъ своего сына этимъ аллегорическимъ вопросомъ, м-ръ Уэллеръ развязалъ бумажникъ и вынулъ оттуда грязный листъ, исчерченный разнообразными каракулями въ замчательномъ безпорядк.
— Вотъ онъ, Самми, этотъ документъ, другъ мой, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, — я нашелъ его въ маленькой черной чайниц на верхней полк, за стойкой, y буфета. Туда она, еще до замужества, обыкновенно прятала свои банковые билеты, Самми, и я подмчалъ нсколько разъ, какъ она вынимала ихъ для надобностей по хозяйству. Бдняжка! Будь y нея вс чайники наполнены одними только завщаніями, въ дом не вышло бы никакого разстройства, потому что въ послднее время она совсмъ перестала пить,
— О чемъ же говорится въ этомъ документ? — спросилъ Самуэль.
— Да все о томъ же, о чемъ ужъ я толковалъ теб, Самми. "Двсти фунтовъ стерлинговъ, видишь ты, оставляю моему возлюбленному пасынку Самуэлю, a всю прочую собственность, движимую и недвижимую, любезному моему супругу, Тони Уэллеру, котораго я назначаю своимъ единственнымъ душеприказчикомъ. — Вотъ какъ!
— И больше ничего?
— Ничего больше. И такъ какъ все это дло касается только насъ съ тобой, другъ мой, то эту грамотку, я полагаю, всего лучше зашвырнуть въ огонь такъ, чтобы и слдъ ея простылъ.
— Что ты длаешь? — закричалъ Самуэль, выхвативъ бумагу изъ рукъ отца, который, въ простот душевной, принялся разгребать уголья, чтобы торжественно предать всесожженію завщаніе своей супруги. — Хорошій ты душеприказчикъ, нечего сказать!
— A что?
— Какъ что! Ты долженъ явиться съ этой бумагой въ судъ, старичина, и выполнить все по порядку, что тамъ потребуютъ отъ тебя.
— Неужто!
— Я теб говорю, — отвчалъ Самуэль, тщательно свернувъ документъ и положивъ его въ карманъ. — Надвай сейчасъ же свое лучшее праздничное платье и маршъ за мной. Времени терять не должно.
— Очень хорошо, Самми, времени терять не станемъ: чмъ скоре, тмъ лучше. Только замть, мой другъ; одинъ только Пелль въ состояніи намъ обдлать эту механику — никто, кром Пелля.
— Мы къ нему и пойдемъ, старичина. Скоро-ли ты соберешься?
М-ръ Уэллеръ подошелъ къ маленькому зеркалу, стоявшему на окн, подвязалъ галстукъ и затмъ принялся напяливать на свое тучное тло разнообразныя статьи верхняго туалета.
— Погоди минуточку, другъ мой Самми, — сказалъ онъ, — старцы не такъ легко надваютъ свои жилетки, какъ ваша братья, втреная молодежь. Доживешь до моихъ лтъ, самъ узнаешь.
— Нтъ, ужъ я лучше останусь вовсе безъ жилета, чмъ соглашусь напяливать его по твоему, старикъ.
— Ты такъ думаешь теперь, легкомысленная голова, — сказалъ м-ръ Уэллеръ съ важностью маститаго старца, — но, вотъ, если поживешь лтъ полсотни, да овдовешь раза два, такъ авось запоешь другую псню. Дурь-то понемножку испарится изъ твоей головы, и ты на опыт узнаешь, что вдовство и премудрость идутъ рука объ руку, Самми.
Выразивъ эту непреложную истину, бывшую плодомъ долговременныхъ наблюденій, м-ръ Уэллеръ застегнулъ жилетъ отъ первой пуговицы до послдней, надлъ свой парадный сюртукъ, почистилъ шляпу локтемъ и объявилъ, наконецъ, что онъ совсмъ готовъ.