Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Ужасно, ужасно! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, задыхаясь отъ внутренняго волненія посл безуспшной экзерциціи.
Онъ взглянулъ на домъ, мрачный и спокойный. Отсутствіе всякаго движенія служило несомнннымъ признакомъ, что вс улеглись спать. Не время ли опять возобновить сигналъ?
М-ръ Пикквикъ прокрался на цыпочкахъ по мокрому щебню и, взойдя на галлерею, тихонько постучался въ дверь. Онъ притаилъ дыханіе, насторожилъ чуткій слухъ и приставилъ правый глазъ къ замочной щели. Никакого отвта: очень странно. Онъ стукнулъ еще немного посильне и приставилъ лвый глазъ къ той же щели.
— Кто тамъ?
— Опять не Іовъ! — подумалъ м-ръ Пикквикъ, торопливо отпрядывая вдоль стны. — Это женскій голосъ.
Едва усплъ онъ дойти до этого заключенія, какъ вдругъ отворилось наверху окно и четыре женскихъ голоса закричали разомъ:
— Кто тамъ?
М-ръ Пикквикъ не смлъ пошевелить ни рукой, ни ногой. Очевидно, что весь домъ пробудился отъ сна. Онъ ршился стоять неподвижно на своемъ мст, пока затихнетъ эта страшная тревога, и потомъ, употребивъ отчаянное усиліе, перескочить черезъ стну или погибнуть y забора.
Лучше, разумется, ничего не могъ придумать первый мудрецъ въ свт; но, къ несчастью, разсчетъ м-ра Пикквика основывался на предположеніи, что робкія женщины не посмютъ отворить двери въ другой разъ. Представьте же себ его изумленіе и ужасъ, когда онъ услышалъ звукъ желзнаго болта, звонъ защелки, и потомъ увидлъ обоими глазами, что дверь отворяется постепенно шире и шире! Онъ забился въ уголокъ, отступая шагъ за шагомъ. Дверь отворялась ширь; и шире.
— Кто тамъ? — взвизгнулъ многочисленный хоръ тоненькихъ голосковъ, принадлежавшихъ двствуюшей леди, основательниц заведенія, тремъ гувернанткамъ, пяти служанкамъ и тремъ дюжинамъ молоденькихъ двушекъ, пансіонерокъ, высыпавшихъ на лстницу въ папильоткахъ и блыхъ простыняхъ.
Скажите по совсти, могъ ли м-ръ Пикквикъ откровенно отвчать на этотъ эксцентрическій вопросъ? Нтъ, разумется. Онъ стоялъ молча и едва дышалъ.
И среди ночного безмолвія хоръ двицъ завопилъ дискантомъ: — Боже мой! Какъ мн страшно!
— Кухарка, — сказала двствующая начальница Вестгета, принявшая предосторожность стать на верхней лстничной ступени, позади пансіонерокъ и служанокъ, — кухарка, перешагните черезъ порогъ и посмотрите, что тамъ въ саду.
— Нтъ, сударыня, покорно васъ благодарю, — отвчала кухарка, — у меня не дв головы на плечахъ.
— Боже мой, какъ она глупа! — воскликнули три дюжины двицъ.
— Кухарка! — повторила двствующая леди съ великимъ достоинствомъ, — укоротите свой дерзкій языкъ. Я приказываю вамъ немедленно перешагнуть черезъ порогъ.
Здсь кухарка принялась плакать, и судомойка, вступясь за нее, сказала: — "какъ не стыдно вамъ, сударыня!" За что, какъ и слдуетъ, общались судомойку прогнать со двора.
— Слышите вы, кухарка? — сказала двственная лэди, сердито топая ногой.
— Какъ вы смете ослушаться начальницы? — вскричали три гувернантки.
— Какая она безстыдница, эта безсовстная кухарка! — заголосили тридцать шесть пансіонерокъ.
Подстрекаемая такими энергическими побужденіями, кухарка, вооруженная свчою, сдлала два шага впередъ и немедленно объявила, что въ саду нтъ никого и что шумъ, вроятно, произошелъ отъ втра. Мало-по-малу дверь снова начала затворяться,
— Что это сдлалось съ миссъ Смитерсъ? — сказала содержательница пансіона, когда упомянутая миссъ Смитерсъ продолжала корчиться въ истерическихъ припадкахъ.
— Боже мой, что съ вами, миссъ Смитерсъ? — заголосили тридцать пять молодыхъ двицъ.
— Охъ!.. мужчина… мужчина тамъ… за дверью! — визжала миссъ Смитерсъ.
Услышавъ эту поразительную всть, содержательница пансіона въ ту же минуту удалилась въ свою спальню, заперлась двойнымъ ключомъ и съ превеликимъ комфортомъ упала въ обморокъ на своей постели. Пансіонерки, гувернантки и служанки попадали на лстничныхъ ступеняхъ другъ на друга, и никогда свтъ не производилъ такого обилія визговъ, криковъ, обмороковъ, возни и толкотни.
Забывая собственную опасность, м-ръ Пикквикъ храбро выступилъ изъ своей засады и, остановившись въ дверяхъ, произнесъ громогласно:
— Милостивыя государыни!.. Милыя мои!
— Ахъ! ахъ! Онъ называетъ насъ милыми! — вскрикнула старшая гувернантка, знаменитая своимъ необыкновеннымъ безобразіемъ. — Ахъ, злодй!
— Милостивыя государыни, — проревлъ еще разъ м-ръ Пиквикъ, доведенный до отчаянія опасностью своего положенія. — Выслушайте меня. Я не воръ. Я пришелъ собственно къ вашей начальниц.
— Ахъ, злодй, злодй! — закричала другая гувернантка. — Онъ пришелъ къ миссъ Томкинсъ!
Послдовалъ общій визгъ, оглушительный и страшный для непривычнаго уха.
— Бейте тревогу, звоните въ колоколъ! — возопили двнадцать голосовъ.
— Погодите, умоляю васъ, — говорилъ несчастный м-ръ Пикквикъ. — Милостивыя государыни, посмотрите на меня, вглядитесь пристально въ мое лицо. Похожъ ли я на вора? Милостивыя государыни, вы можете меня связать, если угодно, скрутить руки и ноги и запереть меня въ темный чуланъ. Только напередъ, умоляю, выслушайте меня.
— Какъ вы попали въ нашъ садъ? — пролепетала горничная, начинавшая приходить въ себя.
— Позовите начальницу этого заведенія, и я объясню ей все, клянусь честью, все объясню, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, надрывая свою грудь до послдней степени силы. — Но успокойтесь напередъ, позовите свою начальницу, и вы услышите все… все!
Была ли причиною кроткая наружность м-ра Пикквика, его нжное и ласковое обращеніе, или вмшалось сюда непреодолимое, врожденное женскимъ душамъ любопытство услышать какую-нибудь тайну, только нашлись въ этомъ обществ четыре разсудительныя особы, устоявшія противъ истерическихъ припадковъ. Желая вполн удостовриться въ искренности смиреннаго джентльмена, он предложили ему родъ домашняго ареста, и м-ръ Пикквикъ согласился по доброй вол отправиться въ темный чуланъ, гд хранились дтскія шляпки и сумки съ сухарями. Ршено, что изъ этого убжища будутъ производиться переговоры запертаго мужчины съ начальницею пансіона. Это успокоило всхъ другихъ двицъ и даже самую миссъ Томкинсъ, которая, наконецъ, успла очнуться отъ обморока въ своей спальн. Когда миссъ Томкинсъ сошла внизъ, конференція открылась такимъ образомъ: