Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

— Позвольте спросить васъ, м-съ Гонтеръ, — сказалъ взволнованный м-ръ Пикквикъ, выдвигаясь изъ-за стола, — кто этотъ молодой человкъ и гд онъ живетъ?

— М-ръ Фицъ-Маршалъ, единственный представитель древняго и знатнаго рода, — отвчала м-съ Львица Гонтеръ, — мн будетъ очень пріятно познакомить васъ, м-ръ Пикквикъ. Графъ будетъ отъ него въ восторг.

— Да, да, — сказалъ скороговоркой м-ръ Пикквикъ, — но гд онъ живетъ?

— Онъ остановился въ Бери, въ гостиниц "Встникъ".

— Въ Бери?

— Да, за нсколько миль отъ Итансвилля. — Что съ вами, м-ръ Пикквикъ? Надюсь, вы не думаете оставить насъ такъ скоро?

Но, прежде

чмъ м-съ Львица Гонтеръ кончила свою рчь, м-ръ Пикквикъ, задыхаясь отъ внутренняго волненія, погрузился въ густую толпу и благополучно вышелъ въ садъ, гд черезъ нсколько минутъ присоединился къ нему м-ръ Топманъ.

— Наглецъ! Негодяй! — говорилъ м-ръ Пикквикь.

— Длать нечего теперь, — сказалъ м-ръ Топманъ, — ушелъ!

— Я буду преслдовать его!

— Преслдовать! Гд?

— Въ Бери, — отвчалъ вполголоса м-ръ Пикквикъ, — почему знать, какой злой умыселъ лежитъ теперь на его душ? Онъ обманулъ почтенное семейство, и мы отчасти были невинной причиной его безсовстной продлки. Мой долгъ — отнять y него средства вредить своимъ ближнимъ. Я обличу негодяя, обезоружу, уничтожу, разорву. Самуэль! Гд мой слуга?

— Здсь, сэръ, передъ вашей особой, какъ листъ передъ травой, — откликнулся м-ръ Уэллеръ, выплывая изъ-за ближайшей палатки, гд онъ философствовалъ за бутылкой мадеры и голландскимъ сыромъ, — здсь, сэръ, вашъ слуга, гордый титуломъ и почетомъ, какъ говаривалъ Живой Скелетъ {Въ теченіе нсколькихъ лтъ въ Лондон показывалъ себя за деньги какой-то голодный французъ, прозванный "живымъ скелетомъ". Привольная жизнь въ британской столиц не пошла ему въ прокъ: онъ пополнлъ, растолстлъ и, лишенный черезъ это единственнаго источника своего дохода, умеръ съ голода. Прим. перев.}, когда глазли на него праздные зваки.

— Слдуй за мною, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, устремивъ пристальный взглядъ на Самуэля. — Топманъ, вы можете пріхать въ Бери, какъ скоро получите отъ меня письмо. До свиданія.

Вс убжденія и просьбы оказались безполезными: м-ръ Пикквикъ былъ разгнванъ, и душа его алкала мести. М-ръ Топманъ принужденъ былъ воротиться одинъ въ парадный павильонъ. Черезъ часъ его мрачныя воспоминанія совсмъ разсялись и потонули въ бутылк шампанскаго.

М-ръ Пикквикъ и Самуэль Уэллеръ, засдая на имперіал дилижанса, подвигались къ городу Бери.

Глава XVI. Обильная разнообразными приключеніями, многосложная, запутанная

Никогда въ цломъ году природа не обнаруживаетъ на мой взглядъ такихъ прелестей, какъ подъ конецъ лта, съ послднихъ чиселъ іюля до первыхъ сентября. Весна прекрасна, спора нтъ, май лучезаренъ и цвтущъ; но красота весны возвышается ея контрастомъ съ опустошительной зимой. Августъ отнюдь не иметъ такихъ выгодъ. Наступаетъ онъ, когда передъ нашимъ физическимъ и умственнымъ взоромъ рисуются зеленыя поля, лазурь неба и пахучіе цвты, когда снгъ и ледъ, плаксивый втеръ, буря и свирпые морозы совсмъ удалились отъ нашихъ воспоминаній, какъ будто суждено имъ навсегда исчезнуть съ лица земли: и при всемъ томъ очарователенъ августъ мсяцъ! Огороды и поля смутно жужжатъ суетливымъ шумомъ труда; деревья тяготютъ подъ толстыми гроздьями плодовъ, склоняющихъ къ земл ихъ длинныя втви; сжатый хлбъ, граціозно складенный въ снопы, волнующіеся при каждомъ перелив свта, окрашиваетъ весь ландшафтъ золотистымъ цвтомъ, какая-то сладостная нга распространяется въ атмосфер надъ всей землей, и это успокоительное вліяніе распространяется даже на крестьянскія телги, замтныя только

для глазъ на сжатой нив, но которыхъ не можетъ слышать ухо вслдствіе ихъ медленнаго движенія по ровной и мягкой почв.

Какъ только быстрый экипажъ несется мимо полей и огородовъ, окаймляющихъ дорогу, группы женщинъ и дтей, собирающихъ плоды, прекращаютъ на минуту свою работу и, заслоняя загорлое лицо пыльною рукою, съ напряженнымъ любопытствомъ смотрятъ на прозжихъ, между тмъ какъ въ это же мгновеніе какой-нибудь черномазый пузырь, котораго мать не могла оставить дома, карабкается по краямъ корзинки, гд его уложили, высовываетъ голову и визжитъ отъ полноты душевнаго восторга. Жнецъ машинально роняетъ серпъ и, скрестивъ руки, слдитъ любопытнымъ взоромъ за быстрымъ движеніемъ колесъ, a рабочая лошадь бросаетъ сонливый взглядъ на красивыхъ коней и, повидимому, разсуждаетъ про себя: "любо, братцы, издали посмотрть на вашу упряжь, но куда пріятне ходить здсь, по мягкой земл, медленнымъ и ровнымъ шагомъ". Вы обогнули уголъ дороги и оглянулись назадъ: женщины и дти принялись опять за свою работу, жнецъ поднялъ серпъ, карапузикъ упалъ въ корзинку, лошадь двинулась впередъ, и все пошло своимъ обычнымъ чередомъ на плодоносной нив.

Сцена въ этомъ род оказала могущественное вліяніе на благоустроенную душу президента Пикквикскаго клуба. Ршившись обличить злодя, скрытаго подъ маской Фицъ-Маршала, онъ сидлъ сначала задумавшись и молча, погруженный въ средства относительно достиженія своей филантропической цли. Мысль, что этотъ негодный Джингль распространяетъ всюду развратъ и зловредный обманъ, не давала ему покоя. Мало-по-малу, однакожъ, вниманіе его обратилось на окружающіе предметы, и онъ всею душою погрузился въ лоно природы. На половин пути м-ръ Пикквикъ ршительно повеселлъ и даже вступилъ въ разговоръ со своимъ слугой.

— Какой прекрасный видъ, Самуэль! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Нечего и говорить, сэръ, глина джентльменская: хоть сейчасъ кирпичи обжигай, — отвчалъ м-ръ Самуэль Уэллеръ, слегка притронувшись къ своей шляп.

— Вы, мой милый, я полагаю, всю свою жизнь ничего не видали, кром глины, песка и кирпичей, — сказалъ, улыбаясь, м-ръ Пикквикъ.

— Оно такъ, сэръ, съ одной стороны, a если посмотрть съ другой, такъ выйдетъ, пожалуй, и не такъ. Я вдь не все чистилъ сапоги, м-ръ Пикквикъ.

— Что-жъ вы длали?

— Разъ служилъ я на ямскомъ двор.

— Когда?

— Давненько, сэръ. Лишь только вышелъ я на свтъ играть въ чехарду съ заботами міра сего, меня сдлали носильщикомъ на Толкучемъ рынк; потомъ сидлъ я на ямщицкихъ козлахъ, потомъ — чистилъ тарелки за буфетомъ и потомъ уже началъ чистить сапоги.

— Стало быть, исторія вашей жизни очень любопытна?

— Какъ же, очень. Теперь я сдлался слугою стараго холостяка; a придетъ пора, и я самъ буду джентльменомъ. Тогда я разведу тнистый садъ, выстрою комфортабельную бесдку и буду себ посиживать отъ утра до ночи съ трубкою въ зубахъ.

— Вы философъ, Самуэль.

— A какъ бы вы думали? Философія y насъ въ крови. Мой родитель, напримръ, философъ первой руки. Если, бывало, мачиха начнетъ его шпынять, онъ свиститъ себ такъ, что и въ усъ не дуетъ. Бывало, она разсердится и разобьетъ его трубку: онъ возьметъ другую и набьетъ табакомъ. Потомъ она взвизгнетъ и упадетъ въ истерику, a онъ покуриваетъ себ, какъ въ кофейномъ дом. Вдь все это называется философіей, сэръ, такъ ли?

— Почти такъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ, улыбаясь, — философія, вроятно, принесла вамъ большую пользу.