Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
Шрифт:
Убедившись, что поблизости нет полиции, я сделал непозволительное: выехал на тротуар и поехал по нему, пока не добрался до переулка, по которому смог вырваться на параллельную улицу.
Крайне довольный собой, я понесся по Детройт-стрит и, как образцовый законопослушный гражданин, остановился у светофора.
Передо мной промчался автомобиль, и через мгновение я понял, что на пассажирском сиденье – Блэр Даулинг и это тот самый автомобиль, который я видел на днях припаркованным возле ее дома. Мужчину за рулем я, естественно, принял за ее мужа. Он был в темных очках, с подстриженными
Никто из них не заметил меня, царственно проплывая мимо в своем антрацитово-черном «мерседесе». На заднем бампере была наклейка Андоверской академии.
Я стоял у перекрестка, глядя вслед машине, пока она не скрылась из виду. Несмотря на неудовлетворенность Блэр, какой завидно надежной и уравновешенной казалась ее жизнь в этот момент! Она отличалась от моей так же, как ее «мерседес» от моего мотоцикла. Автомобиль был внушителен и надежен, хотя и немного скучноват, а мотоцикл выглядел бешеным и, казалось, обещал увлекательные приключения, но на самом деле был неудобным и, конечно, никак не защищал от стихии.
Когда я добрался до радиостудии, мой продюсер подошел ко мне и бросил бомбу:
– Ты знаком с этим пацаном, что на днях приходил к тебе сюда? Вчера вечером я видел его с Майклом Биллой, они вместе ужинали в ресторане у Лаури. Кто этот пацан? Знаешь, у Лаури приличное заведение, а парень был в той же футболке, в которой приходил сюда. Ему что, больше нечего надеть?
– Вместе? Ты действительно видел их вместе? Они разговаривали?
– Вместе? Да они вдвоем уплетали величайший из антрекотов, какие только бывают. А когда не ели, то хохотали. Похоже, они большие друзья.
Я горжусь своим умением понимать других людей и сопереживать им. Когда ведешь такое необычное ток-шоу, как «За гранью», начинаешь соображать, что зачастую другие воспринимают жизнь не так, как ты. К тому же сама жизнь лишь настолько последовательна, насколько ей хочется быть таковой день ото дня – а возможно, от часа к часу.
Читая о людях, отрубающих головы детям или умирающих вместе с тысячами других, когда в Бангладеш переворачивается пароход, мы разводим руками перед безумием человечества или глупостью жизни.
Но давайте посмотрим фактам в глаза: в глубине души мы знаем, что всю нашу жизнь в нескольких дюймах от сердца, чудом не задев, свистят пули, одна за другой. Тут нет никакой справедливости или доступной пониманию схемы, а есть лишь отсрочки.
Рано или поздно каждый расшибается о стену или бежит на красный свет и попадает под грузовик, который, мы знаем, уже выехал за нами. Напишите на борту этого грузовика слово «рак», или «боль», или «утрата». Молитесь, чтобы выжить после столкновения. И в конечном счете эта молитва звучит так: «Господи, пожалуйста, убереги меня от неизбежного».
Когда случилось землетрясение и я вытащил Гленна из-под развалин
Но когда я узнал, что Билла и Клинтон Дайкс заодно в каком-то жутком садистском заговоре против меня, переварить это было чуть ли не труднее, чем смерть Гленна. Смерть неизбежна, но боль и жестокость – нет.
Что им нужно от меня? Что я такого сделал, чтобы заслужить этот изощренный заговор, эту злобную энергию? Коп Скэнлон говорил, что, зная мою работу, не удивился дерьму у меня на стенах. Неужели причина в том, что в своей передаче я сделал нечто такое, чем привел в ярость эту парочку?
И что у них за отношения? Они братья? Любовники? Что-нибудь еще более странное? Где находится сердце этого злобного тела? Чем я заставил его колотиться так сильно и часто?
Моя сестра со своим мужем жили в Вене. Между нами была девятичасовая разница, но я совершенно забыл об этом, когда позвонил и услышал сонное «Алло?».
– Привет! Уокер? Это Инграм.
– Привет, Инграм! С тобой ничего не случилось? Все в порядке?
Вдали я услышал, как сестра спрашивает, кто звонит. Их новорожденный ребенок заплакал.
– Мне нужно кое-что узнать, Уокер. Это действительно очень важно. Помнишь, ты посоветовал мне связаться с Майклом Биллой? Помнишь, ты сказал, что мы понравимся друг другу и поладим?
– Майкл Билла? Ах да, теперь вспомнил.
– Откуда ты его знаешь, Уокер? Где ты с ним познакомился?
Линия затихла, не считая отдаленного шипения и шепота девяти тысяч миль.
– Это долгая история, Инграм. Я…
Остального я не расслышал – все заглушил громкий скрип у меня в спальне.
– Вот черт! – Не раздумывая, я положил трубку и медленно встал со стула.
Там! Еще один скрип.
Мое прежнее жилье в Лос-Анджелесе взламывали три раза. Что воры взяли, не важно, но важен сам факт, что кто-то входил в твой дом, искал, перебирал и выбирал, ощущая твою жизнь, запах твоего воздуха. После этого ты тщательно моешь каждую вещь и открываешь все окна.
Как можно тише подойдя к двери, я второй раз за неделю достал из вазы нож. Он открылся с пугающе громким щелчком.
– Убирайтесь из моего дома! Билла! Клинтон! Убирайтесь отсюда!
Наверное, они пролезли в окно. Я жил на втором этаже. Забраться по решетке балкона не представляло труда. Может быть, узнав, что я здесь… Может быть, криком я…
Я повернул ручку двери. И сразу внутри послышался шум, суматоха, какая-то возня, что-то упало. Куда они делись? А что, если у них на этот раз оружие? Что, если они затеяли что-то серьезное, а не просто дерьмо на стенах?
– Убирайтесь!
Внутри раздался смех, снова кто-то на что-то наткнулся. Набрав в грудь воздуха, я распахнул дверь. Свет был включен. В комнате никого. Первое, что я увидел, – темно-красное на белом. Кровь у меня на постели. Но не одна кровь – с какими-то клочьями чего-то. Комки и куски… мяса! Большие куски сырого мяса, брошенные на белую постель, и кровь от них забрызгала белье.