Записки мерзавца (сборник)

Ветлугин А.

Отныне философский камень найден! Слово произнесено. Пусть оно бессодержательно, пошло, бездарно, пусть оно подходит под Кантовское определение: "Zweckmaessigkeit ohne Zweck"...

Ах обмануть того не трудно,

Кто сам обманываться рад...

Эрцбергер -- самый популярный человек в это лето. Он -- кумир осиротевших детей, дрожащих жен и матерей, подрастающих юношей. Человек, который знает, как прекратить бойню!

Ступень за ступенью, украинская авантюра, бешенство конца -- берты громят Париж, а он все твердит: "Мир, мир, мир во что бы то ни стало..."

Переворот произведен

как бы специально для него. Макс Баденский сразу стушевывается пред этим любимцем вышедшей на улицу толпы. Только Эрцбергеру по силам свидание с триумфатором Фошем -- и он едет в Компьенский лес, переступает порог отныне исторического салон-вагона.

* * *

В день армистиса мы сидели компанией русско-немецких журналистов в "Адлон-Отеле". Город был как ад, почуявший возможность спасения. Наэлектризованное ожидание, истерики, слезы... Мы -- русские -- от души сочувствовали вздохам миллионного Берлина. Год назад, когда еще не все пропало, как мечтала, как тосковала о мире потрясенная Россия...

Мальчишки ворвались с экстренным прибавлением: Эрцбергер телеграфировал о заключении перемирия. Побежденный Берлин ликовал вечером 11 ноября не меньше победоносного Парижа. Незнакомые люди обнимались, старики танцевали на улицах...

На следующее утро в столовой нашего пансиона с речами, с помпой был водружен портрет Эрцбергера. Новый человек переживал свою кульминацию...

Любить умеют только мертвых. И когда первые восторги прошли, когда чувство спасенной жизни потеряло остроту, заговорили, заработали те, кто вечером 11 ноября предпочитали таиться.

Человека, заключившего перемирие, человека, осмелившегося создать в Веймаре (летом 1919) большинство для ратификации Версальского договора, жгучей ненавистью возненавидела вся старая "добрая" Германия. Юнкера, не расстающиеся с корсетом, пивовары непризывного возраста, перекрасившиеся генералы, организаторы маскарадов, именующихся "вольными пожарными обществами", представители нуворишей-врагов сильного обложения, большевистские агенты, соединившиеся в общем чувстве мести друзья Коппа и Каппа; Эрцбергер дерзал говорить острые слова, над Эрцбергером уже были занесены карающие мечи. А он не смущается и предпринимает настоящий крестовый поход: "Германии не нужен реванш. Она должна работать и платить по Версальским обязательствам. Нам не нужны ни Виттельсбахи, ни Гогенцоллерны, нам нужно, чтоб Стиннесы не увиливали от несения Версальской ноши. Стиннесы платят слишком мало. Они должны принести жертвы, или их заставят быть патриотами..."

Дорогой ценой поплатится Эрцбергер за эту попытку сокрушить распорядителей германской игры: заключайте перемирия, но не трогайте королей стали...

Сперва его смешают с грязью: дело в том, что сам Эрцбергер, конечно, не любит платить налогов и тщательно скрывает от фиска точную цифру своих доходов. Такие люди, как он, слишком ценят радость жизни, чтоб распространять правила своей морали на свой собственный обиход. Эрцбергер считал, что его речи достаточно искусный ersatz уплаты налогов...

Потом, когда политик убит Моабитским процессом (1920), приходит черед человека. Но и тут он остается незауряден: для него потребовалось целых двенадцать пуль...

Не все мертвы, кто похоронен. Завтрашняя Германия будет Германией Эрцбергера. Ему поставят памятник тогда, когда новые люди дождутся своего поколения. Это поколение поймет, что из Компьенского позора вырастают цветы много лучше Седанских, триумфальных. Все дело в искусстве садовника. Все искусство в умении плыть по течению распорядителя игры.

Трагедия жизни Эрцбергера в том, что

он не ощутил своего сродства со Стиннесом, что он, обладая всеми компромиссами Ллойд-Джорджа, не захотел пойти на главный компромисс. Как истинный Предтеча, сам он не мог создать Нового Завета и умер на пороге желанного зова...

IV

Есть громадная разница меж европейскими и американскими распорядителями игры. В Америке -- традиция и давность; в Европе -- полное отсутствие прошлого: предки начинаются с 1914... В Америке "Standart Oil", за спиной которого изумительная полувековая работа Рокфеллера-старшего, начавшего свою коммерческую деятельность в возрасте одиннадцати лет разводкой племенной птицы. В Америке железнодорожный король Гэрриман, уже отец которого нажил и кредитоспособную славу и миллионы долларов постройкой великого трансатлантического пути. Нынешнему Гэрриману неполных тридцать лет. Он любит, умеет, стремится рисковать, но в корне испорчен американскими условиями, не повторимыми нигде в мире. Он хочет восстановить русскую железнодорожную сеть и, чтобы застраховаться на все возможные случаи, поручает своим инженерам заручиться согласием не только советской власти, но и всех остальных правдоподобных комбинаций... По-американски звучит остроумно, но переведите этот железнодорожный план на язык Тетюника, Ангела, Петлюры!..

Различие европейских и американских распорядителей наиболее ярко выявилось в борьбе за мировую гегемонию -- в войне за нефть.

У Рокфеллера мудрая осторожность. "А старость ходит осторожно и подозрительно глядит". Каждая вещь стоит в его глазах ровно столько, за сколько ее можно в данный момент продать: он не фетиширует свою нефть. Начало всех начал деятельности его Standart Oil -- захват рынков. Лишь бы были покупатели, лишь бы каждую тонну нефти можно было превратить в мешочек золота. Ради нового рынка допустимы любые затраты. Завоевание Рокфеллером китайского рынка -- изумительнейшая страница в истории англосаксонской расы; по блеску и по упорству она оспаривает лавры завоевателей Индии.

В девятисотых годах внимание Рокфеллера было привлечено следующим недопустимым явлением: четыреста миллионов сынов поднебесной империи не платят никакой дани Standart Oil... В чем же дело? Быть может, у них густая сеть электрических станций? Нет, они по-прежнему довольствуются лучинами. Но ведь керосиновая лампа и ярче, и дешевле лучины? Они не привыкнут к керосину, у них тысячелетняя традиция... Абсурд, Рокфеллер не останавливается перед тысячелетиями, он способен скупить год за годом все времена вплоть до первичного катаклизма.

Агентами Рокфеллера становятся... учителя буддийской мудрости. Миллиарды плакатов, исполненных в духе запросов китайской массы, наполненных цитатами из священных книг, легенд, преданий, доказывают с ясностью золотого обращения, что уже великий Будда знал о существовании керосина, презирал лучиновое освещение и завещал всем верующим преодолеть косность.

В конце плаката указывалось, что Standart Oil C°, будучи не в силах наблюдать дальнейшего попрания Заповедей Учителя и дальнейшую погибель душ, во всех остальных отношениях безгрешных, решила каждому сыну Поднебесной Империи подарить по отличной керосиновой лампе и в течение полугодия совершенно бесплатно снабжать ее священной жидкостью для поддержания неугасимого пламени во славу Будды. Одновременно в городах, местечках, поселениях на площадях пред храмами и на базарах проповедники принялись разъяснять своей пастве, что сам Будда, разочаровавшись в китайцах, решил посредством чужеземцев добиться изгнания позорных лучин...