Записки русского интеллигента
Шрифт:
Все радовались появлению «нового человека в мире». Для нас каждый новый член семьи служил источником радости и ещё больше укреплял наше семейное счастье.
Нам непременно хотелось назвать новорождённую в честь бабушки Марии Егоровны Марией. Мария Егоровна считала своей покровительницей Божию Матерь и праздновала свои именины 15 августа – в день Успения Богородицы. Я отправился к нашему «батюшке» и просил его прийти к нам и дать молитву новорождённой, нарекши её Марией в честь Богоматери. Батюшка заявил, что этого сделать нельзя, что в православии в честь Богоматери не называют, что даже нет какого-то «отпуска», какой-то молитвы, заключающей богослужение. Я не знал, как быть. На помощь пришла матушка, попадья Варвара Ивановна. Она слушала наш разговор и сомнения батюшки разрешила следующим заявлением: «Ну что тебе, отец, как просят – так и назови!». Не знаю, какой «отпуск» читал священник, но наша Мурочка наречена была Марией. К крестинам я заранее купил новую хорошую медную купель. Крестили дома, в верхней гостиной. Крёстной была мама, а крёстным – Сергей Антонович Макаров. Нашу новорождённую дочурку
Мои родители радовались на своих внуков. Танечка была очень мила и по внешности, и по поведению. Была очень серьёзна и строга. Митюня, напротив, был очень подвижен, шаловлив. Танечкина рассудительность сохранилась на долгое время. Ещё когда мы в Саратове узнали о Февральской революции и отречении Николая II, Митюня (ему было 10 лет) очень волновался и обсуждал, как всё будет устроено, Танечка же солидно заявила: «Нечего нам разговаривать, всё равно нашего дитячьего голоса никто не послушает».
Я об этом писал папе в письме, которое нашёл развёрнутым на его письменном столе, когда приехал в Москву, вызванный по поводу его смерти. Очевидно, это последнее, что он прочёл о своей крестнице.
Вскоре после рождения Мурочки я съездил в Саратов по каким-то строительным делам. В Саратове была ужасная жара, так что днём все ставни были закрыты, и, хотя в комнатах стояла полутьма, от этого в них было значительно прохладнее, чем на улице. Наша прислуга Даша была занята вареньем. Как раз в это лето вишня практически была нипочём, да к тому же и сахар стоил гроши, поэтому и варенья наваривалось пропасть. Когда банка наполнялась вареньем, Даша её завязывала и крестила. Я пробыл в Саратове дня два-три и поездом вернулся в Москву. На строительной площадке было весело. Строительство шло полным ходом.
Приём в университете высоких гостей
Осенью 1910 или 1911 года, не помню точно, объезжал и осматривал отруба – устроенные по замыслу Столыпина хутора – министр земледелия Кривошеин {393} . Был он и у нас в помещении бывшей Фельдшерской школы. Держался Кривошеин очень важно, по-министерски, но к нашему университету он не имел никакого отношения, и мы им мало заинтересовались.
Вскоре нас известили, что должен посетить университет в сопровождении Кривошеина сам Столыпин. Это было как раз 17 сентября. И вот мы все в сборе.
393
П. А. Столыпин и А. В. Кривошеин приезжали в Саратов осенью 1910 года.
Небольшая группа студентов и профессоров ждала высокого гостя в Актовом зале. Наконец появляется исключительно внушительная фигура Петра Аркадьевича Столыпина, а следом за ним целая свита – городские и губернские власти. Пётр Аркадьевич, человек громадного роста, в форме министерства внутренних дел – чёрном сюртуке с золотыми погонами, поздоровался с профессорами и прежде всего как-то внедрился в толпу студентов и стал с ними разговаривать об их делах и нуждах. Особенно бойко разговаривал со Столыпиным один студентик, который только что был на именинах и, верно, немного набрался там для храбрости. Я же в этот момент искал взглядом, куда подевался министр земледелия Кривошеин. И увидел – он как-то бочком присел сзади на подоконник, и в облике его никакой важности уже не замечалось, не то что при первом посещении университета. Мне тогда почему-то вспомнился гоголевский правитель канцелярии Иван Петрович, который, когда подошёл к дверям кабинета начальника, то и ростом даже сделался меньше, чем был на самом деле.
Пётр Аркадьевич, должно быть, по-прежнему продолжал чувствовать, что Саратовский университет – это его рук дело, что есть в нём и его заслуга.
Столыпин, бесспорно, являлся крупнейшим государственным деятелем. Если бы ему удалось провести свою земельную реформу до конца – разбить всё землепользование на отруба (хутора), возможно, история России пошла бы и по другому руслу.
Другим гостем, которого было также очень приятно видеть в стенах нашего университета, был Илья Ильич Мечников. В Прикаспийских степях возникли очаги чумы, и Мечников с целой компанией бактериологов, своих учеников из Парижа, направлялся для её изучения {394} . Продвигались они по Волге. И как пароход пристал к саратовскому берегу, учёные были встречены представителями города и университета. Между прочим, один из корреспондентов местной газеты, знакомясь с Мечниковым и интервьюируя его, выпалил такую тираду:
394
Город Саратов с его культурными и научными достопримечательностями, включая университетское здание, Илья Ильич Мечников (1845–1916) посетил в мае 1911 года, направляясь «во главе международной экспедиции в астраханские степи для исследования вопросов, связанных с распространением чумы и туберкулёза среди иноверцев, в те степи, которые он уже посетил в начале девяностых годов». В состав экспедиции входили три ближайших его сотрудника: французский учёный Бюрне, итальянский – Самембени и японский – Яманучи, а также жена учёного Ольга Николаевна, урождённая Белокопытова (1858–1944), её брат с супругой, прикомандированный главным ветеринарным управлением при Министерстве внутренних дел врач-бактериолог И. И. Шукевич и приват-доцент Московского университета Л. А. Тарасевич (см.: Саратовский листок. 1911. 15 мая; Разумовский В. И. Из жизненных встреч // НХА. 1927. Т. XII. Кн. 4 (№ 48). С. 496; Катков С. Букет от
– Как приятно встречать в представителе Франции такого истинно русского человека и к тому же с таким характерным русским лицом!
Мечников тогда, помнится, улыбаясь, закончил мысль корреспондента своими словами:
– Тем более что я еврей.
Кажется, его мать, действительно, была еврейкой, но отец являлся русским дворянином {395} .
Среди гостей Саратовского университета были и великая княгиня Мария Александровна с сыном Андреем Владимировичем в сопровождении какого-то немецкого принца. Мария Александровна, жена Владимира Александровича, являлась шефом всех пожарных частей и разъезжала по России, так сказать, с инспекторской целью {396} .
395
И. И. Мечников родился 16 мая 1845 года в Харьковской губернии. Его отец, Илья Иванович Мечников (1811–1878), являлся офицером царской гвардии и помещиком в степных районах Украины. Мать же, Эмилия Львовна Мечникова (умерла на 66-м году жизни), дочь известного еврейского общественного деятеля и писателя Л. Н. Неваховича (1776–1831), была еврейского происхождения (см.: Мечников И. И. Страницы воспоминаний. Сборник автобиографических статей. М., 1946. С. 145).
396
Неточность в изложении исторических фактов и событий; в газетном репортаже о визите в город высочайших особ содержится несколько иная информация: «2-го июня Их Императорские Высочества – великая княгиня Мария Павловна, великая княгиня Мария Александровна, великий князь Борис Владимирович и герцог Мекленбургский, в сопровождении шталмейстера кн[язя] Кропоткина, фрейлины кн[ягини] Гагариной, генерала Кнорринга, генерала Орлова и др[угих] придворных чинов посетили Саратов. […] В половине 11-го часа утра к пристани подошёл пароход „Император Александр Благословенный“».
С пристани высокие гости на автомобилях проследовали в Троицкий старый собор, а оттуда в Городской театр, где им были представлены местные общественные деятели. Затем, с театрального балкона, они наблюдали за показательными выступлениями на Театральной площади. «Пожарные части, – например, – по команде брандмайора сделали несколько примерных упражнений: ставили громадную лестницу, бежали на зов сигналиста, развёртывали шланги и направляли струи воды в воздух, скакали с повозками», удостоившись в лице «брандмайора Дмитриева за образцовый порядок пожарного обоза» высочайшей благодарности.
Далее представители Дома Романовых посетили: «Радищевский музей и музей архивной комиссии, университет, женский монастырь», откуда возвратились на пристань пароходного общества «Самолёт» для отбытия в Астрахань. «В университете Их Высочеств встречал и[сполняющий] д[олжность] ректора Стадницкий с коллегией. Их Высочествам поднесены медали в память основания университета, цветы и брошюра с университетским отчётом. Прощаясь с профессорами, Их Высочества пожелали процветания юному рассаднику науки» (Саратовский листок. 1913. 5 июня).
В Саратове ей демонстрировали противопожарные средства в городе и на Волге. Говорят, когда пожарные пароходы работали одновременно всеми помпами, эффект был потрясающий. Я этого представления, к сожалению, сам не видел, но, по рассказам очевидцев, пожарные суда представляли собой громадные фонтаны в десятки, сотни струй воды, вздымавшейся на большую высоту.
Затем вся компания осматривала наши лаборатории и университет в целом. Чтобы оживить нашу экскурсию, я показал гостям несколько физических опытов. Между прочим, продемонстрировал им прибор собственного (нашей механической мастерской) приготовления, который показывал, как парусное судно движется против ветра. И в первый момент, как на грех, моё судно ни в какую не хотело двигаться вперёд, но потом, правда, пошло, и довольно удачно.
Мне же было поручено обратиться к высоким гостям с просьбой оставить свои подписи в книге, в которой, как правило, расписывались почётные посетители университета. Первой мою просьбу выполнила Мария Александровна. Это была видная, красивая, но уже пожилая женщина. Не знаю, правда ли, но говорили, что в Петербурге она вместе со всем своим семейством вела довольно весёлую жизнь. Иногда их увеселения в ресторанах заканчивались даже скандалами. О времяпрепровождении её сына Кирилла рассказывается, кстати, в повести «Порт-Артур», хотя, возможно, в ней уж очень сгущены краски.
Университетские дела
Наша университетская жизнь была очень интересна. Для меня внове было чтение полного курса и обеспечение его экспериментами. Я уже писал, что много времени посвящал подготовке лекций, так как И. М. Серебряков был ещё совсем неопытным демонстратором. Кажется, в первый же год я зачислил лаборантом (ассистентом) кафедры В. А. Заборовского. Он был моим однокурсником по университету, а в Саратове я его застал преподавателем физики в реальном училище. В эксперименте он, как и Серебряков, был малоопытен, но с большим интересом относился к работе. Он первый руководил практическими занятиями. Заборовский проработал недолго, года два, он болел туберкулёзом и умер совсем молодым человеком {397} .
397
Владимир Александрович Заборовский умер 11 сентября 1911 года в Саратове и был похоронен на Воскресенском кладбище.