Записки русского интеллигента
Шрифт:
На первом же общем собрании выбрали комиссию для установления единицы измерения радиоактивности. Комиссия, разумеется, состояла сплошь из одних знаменитостей: Кюри, Резерфорд и другие известные имена. На следующем общем собрании съезда комиссия доложила результаты своей работы. За единицу измерения радиоактивности было взято количество энергии, излучаемой граммом чистого радия в одну секунду. Эту единицу измерения назвали в память Пьера Кюри его именем: кюри.
Мария Кюри на этом же заседании докладывала, что ей удалось получить металлический радий, по виду похожий на металлический натрий. Металлический радий так быстро окислялся, что в виде металла мог сохраняться только в абсолютном вакууме. Как известно, количество излучаемой энергии не зависит от того, в каком соединении или в каком состоянии находится радий, если, конечно, вести расчёт на чистый металлический радий. Мария Кюри докладывала и об установленной единице, благодарила съезд за то, что эту единицу в память Пьера Кюри назвали его именем.
На спектакль в городском театре члены съезда получали билеты в бюро съезда. Катёна же была записана «гостем», и, таким образом, мы оба имели по билету в партер. Давалась в прекрасном исполнении «Манон». Около нас, или чуть впереди, сидел Сванте Аррениус. Я поклонился ему и напомнил, что мы уже встречались. Ведь я видел и слушал его на первом Менделеевском съезде, затем – в лаборатории Резерфорда. И эта встреча была уже третья. Аррениус
377
Речь идёт о письме директора физико-химической лаборатории Нобелевского института Сванте Аррениуса 1911 года, выдержку из которого В. Д. Зёрнов впервые привёл в своей статье «Пётр Николаевич Лебедев. Очерк жизни и деятельности» (Учён. зап. МГУ. Юбил. сер. Вып. LII. Физика. М., 1940. С. 125–150).
Сам Брюссель производил тогда неприятное впечатление. Улицы плохо убраны. В старом Брюсселе они так узки, что трамвай едва проходит между тротуарами и надо остерегаться того, чтобы он тебя случайно не задел.
Посетили мы и выставку, но она выглядела довольно бедно. Кстати, после нашего отъезда выставочные здания сгорели. Рассказывали, что компания-устроитель Всемирной выставки потерпела большие убытки: выставка не была популярна и приносила мало доходов, да и пожар застрахованных зданий едва ли не был вызван специально, чтобы свести концы с концами.
Из Брюсселя мы отправились в Лейпциг – навестить К. А. Кламрота. В Кёльне пересаживались, между поездами оставалось время, и мы погуляли по городу и купили «О-де Колона», то есть «Воды Кёльна», которой славится город. Особенной известностью пользовались фабрики «Мария-Фабрина» и «№ 4711». Мы накупили продукции обеих фабрик. Помню чудесные духи «Виолет» фабрики «№ 4711». Маме в подарок мы купили большую бутылку одеколона «Мария-Фабрина», который она очень любила: запах действительно замечательный.
В Лейпциг мы приехали рано утром. К Кламротам так рано идти было неудобно. И мы отправились в Лейпцигскую картинную галерею. Ничего особенного там не обнаружили, огромное впечатление произвела лишь мраморная скульптура, изображающая Бетховена. Раньше я знал её по описаниям. Изображать Бетховена в кресле совершенно обнажённым мне казалось просто неприлично. Но на деле было совсем не так: я увидал колоннаду, промежутки между колоннами завешаны какими-то драпировками. Я приподнял одну драпировку и был совершенно очарован: Бетховен из чудного белого мрамора, как живой, сидит в кресле, на коленях что-то вроде пледа из жёлтого мрамора. Бетховен сосредоточенно и вдохновенно смотрит куда-то вдаль, и нагой он или одетый – это совершенно неважно. Даже хорошо, что нет никакого платья, платье слишком обыкновенно для такого колосса, а перед Гением – орёл из чёрного мрамора, который как бы поражён величием Гения и отступает перед ним. Я никак не ожидал, что эта скульптура может производить такое впечатление. Как сейчас, вижу всю эту картину. Надо признать, изображения на фотографиях не дают никакого понятия об оригинале.
Мы пришли к Кламротам домой, и мой милый учитель опять был растроган свиданием. Я его видел, увы, последний раз. Мы пообедали у них, посидели недолго, дабы не утомлять старика – ведь Карлу Антоновичу перевалило уже за 80 лет [28] .
От Кламротов мы отправились прямиком на вокзал и, нигде больше не задерживаясь, поехали через Берлин – Александрово – Варшаву восвояси. В Александрове проводился досмотр вещей. Мы никаких мер не принимали, чтобы избежать пошлины, но вот наши спутники, и особенно спутницы, начиная от Берлина, были разодеты во все обновки, приобретённые за границей. Но после досмотра все шляпы, накидки и прочее были сняты и уложены по чемоданам. Ведь платье, пальто, шляпа, если они надеты на человеке, пошлиной не облагались, но если они лежали в сундуке, то оплачивались, и довольно высоко.
28
Он умер летом 1913 года 84 лет. – Прим. В. Д. Зёрнова.
Часть шестая (1910–1911)
Покупка научной библиотеки О. Д. Хвольсона
Ещё на рождественских каникулах в конце 1909 года, когда я уже вернулся после торжества открытия Саратовского университета, в Москве проходил съезд естествоиспытателей и врачей [29] {378} , и я, конечно, ходил на все заседания секции физики. А на последнем заседании я даже был выбран почётным председателем как гость-профессор.
29
Он собирался каждые три года. – Прим. В. Д. Зёрнова.
378
Московский съезд естествоиспытателей и врачей проходил с 28 декабря 1909 по 6 ноября 1910 года.
В то время впервые появилась цветная фотография по трёхцветной системе фирмы Люмьера {379} . Один из врачей на последнем заседании этого съезда как раз и делал доклад о системе Люмьера и показывал в проекции на экране свои прекрасные фотографии. Впоследствии я одалживал у него эти фотографии для публичной лекции, которую я читал в Саратове, – своих снимков у меня ещё не было.
Перед самым съездом я ездил в Петербург к Хвольсону, чтобы купить у него его научную библиотеку для Саратовского университета. Хвольсон сам написал мне письмо в Саратов, предлагая купить его библиотеку за небольшую цену {380} . Я просидел у Ореста Даниловича целый день, просматривая книги. Лучшие коллекции журналов он уже передал Русскому физико-химическому обществу {381} , но всё же оставалось множество книг и журналов, и я, естественно, взял у него всё, что имелось. За массу книг – были там и редкие издания – он назначил всего одну тысячу рублей. Таким образом, библиотека Саратовского университета сразу получила большую коллекцию книг и журналов по физике. Мне хотелось, чтобы это собрание книг носило имя Хвольсона, но В. И. Разумовский запротестовал, так как Орест Данилович не пожертвовал книги, а продал их, хотя и за небольшую сумму.
379
Луи Люмьер (1864–1948), французский изобретатель и предприниматель. Предложил способ производства высокочувствительных фотопластинок, наладил их производство. Член Парижской АН (1919).
380
В
«Имею честь довести до сведения Совета, что мною получено от профессора О. Д. Хвольсона предложение приобрести для фундаментальной библиотеки Императорского Николаевского Университета его библиотеку, состоящую из серии журналов по физике за старые годы и книг в количестве 250–300 экземпляров по разным отделам физики и математики. Во время пребывания в C.-Петербурге я осмотрел библиотеку профессора О. Д. Хвольсона и полагаю, что приобретение её было бы весьма желательно.
Профессор О. Д. Хвольсон по болезни отказывается составить опись книг и их расценку и просит отнести этот труд на покупателя. При этом проф[ессор] Хвольсон официально заявляет, что высший предел цены он назначает в 1000 руб[лей], если же по расценке окажется, что его собрание книг не стоит этой суммы, то он согласен и на низшую цену, какова бы она ни была. Я с своей стороны полагаю, что собрание книг проф[ессора] Хвольсона может стоить значительно больше названной им предельной суммы…» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 89, л. 3–3об.).
381
Русское Физико-химическов общество было создано в 1878 году путём объединения Русского физического (1872) и Русского химического (1865) обществ; реорганизовано в 1930 году.
В 1937 году его химическое отделение стало частью Всесоюзного химического общества имени Д. И. Менделеева.
Библиотека Саратовского университета быстро пополнялась. Много было и пожертвований {382} . Так, одна из самых больших коллекций книг была пожертвована сенатором Галкиным-Враским, и мне по этому случаю было даже поручено Советом написать для «Известий Саратовского университета» о нём биографический очерк {383} .
Работа в строительной комиссии Саратовского университета
Зима 1910–1911 годов для меня явилась особенно памятной: я был введён в число членов строительной комиссии {384} , что делалось чуть ли не по «Высочайшему приказу». Начались хлопоты по проектированию Физического института. Одновременно с ним проектировался громадный Анатомический театр. В его здании должны были размещаться, собственно, всего три учреждения, три кафедры: нормальной анатомии (профессор Стадницкий), патологической анатомии (профессор Заболотнов) и оперативной хирургии (ею заведовал сам В. И. Разумовский). Впрочем, в этом же здании размещалась, кажется, и кафедра судебной медицины. Во всяком случае, все дисциплины, имевшие дело с трупами, были собраны в одном месте, оттого-то и здание само получилось весьма грандиозным.
382
Испытывая серьезные ограничения в специальных средствах, университету ничего не оставалось, как уповать на отзывчивость и добрые чувства российских и зарубежных меценатов, иначе говоря, взывать к просвещённой благотворительности.
В начале сентября 1909 года В. И. Разумовский обратился ко всем высшим учебным заведениям (отечественным и иностранным), учёным и научным обществам, а также к частным лицам с призывом передать библиотеке Саратовского университета безвозмездно или же на льготных условиях свои труды, издания, журналы, а при желании и целые книжные коллекции, содержащие сведения по самым различным отраслям научных знаний.
Результаты этой благотворительной акции превзошли все ожидания: только за период с 27 октября по 31 декабря 1909 года от 22 лиц и учреждений библиотеке безвозмездно было передано 1621 издание в 2603 томах (см.: Отчёт о состоянии Императорского Николаевского Саратовского университета за 2-ю половину 1909 года // ИИНУ. Саратов, 1910. Т. 1. С. 23).
По имеющимся статистическим данным, наибольшее число пожертвований было произведено в 1910 году (1610 изданий в 14068 томах на сумму 13567 рублей 50 копеек) и в 1914 году (4271 издание в 9192 томах на сумму 16071 рублей 20 копеек). Ненамного уступает объём дарственных поступлений и 1913 года (4722 издания в 7684 томах на сумму 9357 рублей 45 копеек). В остальное время пожертвования выглядели менее внушительными, хотя по-прежнему значительно превосходили численность приобретаемых библиотекой книг. Всего с 27 октября 1909 по 1 января 1916 года от частных лиц и учреждений в университетскую библиотеку поступило 26079 изданий в 45896 томах стоимостью в 53317 рублей 40 копеек, что превышало официальные приобретения более чем в 3 раза (см.: Соломонов В. А. Императорский Николаевский Саратовский Университет: история открытия и становления (1909–1917). Саратов, 1999. Прил. 11. С. 221).
383
См.: Зёрнов В. Д. М. Н. Галкин-Враской (1834–1916). Биографический очерк // ИИНУ. Т. VII. Вып. 3–4. Саратов, 1916. Университетская летопись. С. 1–6.
384
Членом строительной комиссии по возведению собственных зданий Саратовского университета В. Д. Зёрнов был назначен 8 февраля 1911 года (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 33, л. 43).
Корпус Физического института, по моей задумке, также должен был проектироваться с большим запасом площади. На это я чуть раньше получил «благословение» самого министра народного просвещения. Дело в том, что на предварительной беседе со мной Шварц сказал буквально следующее: «Стройте так, чтобы институт был рассчитан на сто лет вперёд!».
С того времени как я вместе с кафедрой перебрался в новое здание на Московской площади (конец 1913 года), прошло более тридцати лет, а помещения Физического института до сих пор ещё не все использованы по своему назначению. Уже после моего отъезда из Саратова в здании Физического института разместили фундаментальную библиотеку (она занимает по крайней мере треть всего здания – весь верхний этаж), чем надолго, а может, и навсегда испортили первоначально составленный план {385} .
385
В 1909 году университетская библиотека занимала всего одну комнату в одноэтажном невзрачного вида доме А. Н. Замоткиной по улице Никольской (ныне ул. Радищева), 1, в нём же помещалась и канцелярия университета. С 4 августа 1910 по июль 1914 года библиотека находилась в небольшом двухэтажном особняке по Большой Сергиевской (ныне – Чернышевского), 147, принадлежавшем епархиальному ведомству. А в июле 1914 года она заняла южную половину второго и третьего этажей в здании Физического института (III корпус СГУ). Это последнее «временное» пристанище униврситетской библиотеки растянулось на долгие 43 года, пока, наконец, в 1957 году по проекту архитекторов Д. Ф. Фридмана и С. В. Истомина для неё не было выстроено специальное здание объёмом 45 тысяч кубических метров и площадью в 9900 квадратных метров (Подробнеё о строительстве Научной библиотеки СГУ см.: Артисевич В. А. Страницы жизни // Библиотечная легенда. Саратов, 1996. С. 29–59).