Записки русского интеллигента
Шрифт:
Ездили мы в Тифлис целой компанией, но что мне было особенно приятно – Катёнушка тоже решилась поехать. В компании были саратовец доктор А. Е. Романов, мой ассистент В. Е. Сребницкий, ассистент кафедры анатомии (забыл его фамилию), ассистент В. В. Вормса Орлов и нас двое {430} .
В купе с нами до Владикавказа ехал гимназистик, очень милый мальчик. Он ехал домой и был в совершенном восторге, что скоро будет на родине. Будил меня и приговаривал: «Что вы спите, вы слышите – какой воздух!» Он требовал, чтобы я дал ему свой адрес, а он со своей родины пришлёт мне фруктов и вина. Подъехали мы к Владикавказу в сильнейший дождь и грозу. Насилу вышли из вагона. Но пока мы были на вокзале, гроза пронеслась, и когда мы вышли, перед нами, как «грань алмаза», блистал
430
XIII съезд естествоиспытателей и врачей проходил в Тифлисе с 16 по 24 июня 1913 года. От Саратовского университета в его работе участвовали: профессора В. Д. Зёрнов, Б. И. Бируков, В. А. Арнольдов, ассистент кафедры физики В. Е. Сребницкий, лаборант кафедры медицинской химии Ф. Н. Орлов и помощник прозектора при кафедре нормальной анатомии В. Г. Рамляу.
Здесь мы встретили остальную компанию и по моему настоянию взяли «коч-коляску» – такой же допотопный рыдван, в котором мы ездили в 1896 году с родителями и в 1898-м – с моими товарищами, и, ещё раз переночевавши, рано утром выехали из Владикавказа. Военно-Грузинскую дорогу я проезжал уже в третий раз, но впечатление от этого не уменьшалось. Погода стояла чудесная, однако когда мы во второй половине дня подъехали к станции Казбек, вершина Казбека была закутана облаками. Я всё-таки рискнул организовать экскурсию на Чхерский ледник. Сходил на деревню и заказал на утро верховых лошадей. Катёна, конечно, идти на ледник не решилась и осталась дожидаться нас на станции.
Мы пораньше легли спать, чтобы рано встать и, если позволит погода, отправиться на ледник. Мы заняли два номера – я с Катёной в одном маленьком и рядом, в большом, остальная компания. Оба номера выходили окнами на долину Терека.
Ночью я проснулся и выглянул в окно и опять, как в первую поездку, был поражён удивительным зрелищем. Ночь выдалась лунная, вершина Казбека освободилась от облаков и светилась своим таинственным сиянием. Я оделся и потихоньку постучал в номер наших спутников. Владимир Ефимович Сребницкий от восторга стал прямо кричать, так что его пришлось унимать. Спать мы больше уже не ложились.
И как только стало едва светать, я сходил за лошадьми, и мы отправились. Экскурсия удалась в полной мере. Вершина была всё время открыта. Мы дошли до морены на краю ледника. Вернулись на станцию сравнительно рано с букетами альпийских цветов и, пообедавши, выехали дальше.
Уже в сумерки доехали до Гудаура – это первая станция за Крестовым перевалом – и решили ночевать: в темноте спускаться по Млетскому спуску неинтересно да, пожалуй, и небезопасно. От Гудаура станция Млеты видна внизу, а расстояние по спуску 18 километров. Поужинали, пили белое вино из громадного бурдюка, сделанного из бычьей кожи, и когда через «ногу» из бурдюка наливали вино, то бурдюк колыхался, точно живой.
Рано утром выехали по Млетскому спуску, в Млетах не останавливались и к обеду приехали в Пасанаур. А к вечеру добрались до Думета и отправились в «Белый замок». Там мы нашли весьма приятную обстановку. Хозяева, отставной генерал с генеральшей, держали себя по отношению к приезжающим как к своим гостям. Комнаты обставлены старинной мебелью, на стенах фамильные портреты, чай подали не по-трактирному, а в старинной посуде.
На следующий день мы доехали до Тифлиса. Останавливались в Мцхете и ездили в старый Мцхет, где построен большой храм, внутри которого целиком сохранена очень старинная грузинская церковь чуть не первых веков христианства. Последний переход от Мцхета до Тифлиса мы ехали в ужасную жару, да и в самом Тифлисе было очень жарко. Мы с Катёной получили хороший номер в гостинице недалеко от «майдана».
Здесь я встретил много старых знакомых. В той же гостинице, где остановились и мы, я встретился в последний раз с милейшим Н. Е. Жуковским, который был вместе со своей дочкой. Катёна ходила со мной на заседания секции, были мы с ней и на общем собрании в театре, где Н. К. Кольцов делал доклад о «лошадях Граля», которые будто бы умели производить разные арифметические вычисления. Мне тогда же казалось, что всё это вздор и обман дрессировщика. Так оно впоследствии и оказалось.
Были мы, конечно, опять в серных банях, но на этот раз не Орбельяни, а в других.
В конце
– Про что вы поёте?
– Про любовь!
– Да отчего же так грустно? – удивился я, и исполнитель песни в трёх словах мне всё объяснил:
– Моя милая далеко!
Катёна на этот ужин не поехала, а потому я до конца не остался. Остальные же члены нашей секции, кажется, кутили там до утра.
Мамина кончина
В эти же первые годы мы с Катёной взяли к себе её сестру Надю, которая училась и жила раньше в Туле, она приехала гимназисткой примерно шестого класса. Я устроил её в министерскую гимназию, которую она впоследствии очень хорошо кончила.
К детям, собственно, к Митюне и Танюше, так как Мурочка была ещё на руках и при ней находилась нянька, мы взяли бонну – немку фрау Вильгельми. Забавно было наблюдать, как дети начинали говорить по-немецки. Вообще, мы обслуживались множеством прислуги. Все были сыты, одеты и обуты. А ведь жили мы на сравнительно скромные средства. Никаких нетрудовых доходов у нас не было.
Хорошо и привольно тогда мы жили и в Саратове, и в Дубне. В Дубне сад яблочный, который был посажен в 1900 году, достиг хорошего плодоношения. Яблоки были чудесные, особенно антоновка. Всего яблонь в 1900 году было посажено 1000 штук да в год нашей свадьбы 100 штук анисовых. Вокруг дома была масса цветов. Чудные розы, левкои, астры, уж не говоря о пионах, жёлтых лилиях, царских кудрях. Василий Егорович Котов, наш садовник, очень симпатичный молодой человек, имел специальное образование садовода. Тут же и женился на нашей деревенской девушке Татьяне Волковой. Василий Егорович жил у нас до войны 1914 года {431} , после чего был призван в армию и погиб на фронте.
431
Неточность; В. Е. Котов работал садовником в Дубне до 3 июня 1912 года.
Лето 1913 года было последним, в котором мама была с нами. Она скончалась 19 декабря 1913 года. Летом она заметно стала слабеть, хотя сама не сознавала этого. Она стала с трудом ходить, так что папа даже сделал в Дубне подъёмную машину, чтобы маме подыматься на второй этаж. Летом маме минуло 68 лет {432} – она была именно моего теперешнего возраста.
Так как мама была очень слаба, то мы не ждали родителей в Саратов на рождественские праздники, а собирались с детьми на Рождество поехать в Москву. Но числа 15 декабря я получил от папы телеграмму: «Положение больной тяжёлое. Приезд детей придётся отсрочить. Отец». Я понял, что дело плохо, и сейчас же один выехал в Москву. Я застал маму ещё в сознании, и она, хотя с трудом, спросила меня: «Как Катя?». Это были её последние сознательные слова. И хотя мне до сих пор больно вспоминать эти дни, но меня всегда утешает то, что последние слова мамы были о Катёнушке. Ночью мама скончалась. Я рано утром ехал в Никитский монастырь {433} , и мне было как-то жутко смотреть на массу спешащих людей. Думалось: всем этим людям надо было родиться с такими трудами, всем им надо умереть с такими мучениями…
432
Неточность; летом 1913 года Марии Егоровне Зёрновой исполнилось 72 года (родилась 8 июня 1841 года).
433
Никитский женский монастырь, основан в XVI веке боярином Никитою Романовичем Захарьиным-Юрьевым, дедом царя Михаила Фёдоровича, на месте церкви Никиты у Ямского двора. После его основания Волоцкая улица (или Новгородская) стала называться Большой Никитской. Упразднён после Октябрьской революции. В 1935 году на его месте построено здание электроподстанции метрополитена.