Заповедник "Неандерталь". Снабженец
Шрифт:
– Фуру пришлю пароконную. Крытую.
Раскрыл портсигар и угостил мичмана папиросой.
– А остальные как? – спросил Никанорыч, с удовольствием затягиваясь ароматным египетским дымом.
Я расстелил на коленях схему от Жмурова. Привлёк к ней внимание.
– Если дамбу будут строить на испарителе и в ней простейший шлюз для пропуска воды из дубовых досок сладят, то тогда действительно всех на довольствие поставим по уставному рациону. Но это уже пусть у политрука голова болит. Вас лично я в ««колхоз»»
– Табак будет?
– Будет.
– Картошечки бы еще и макарон. Мясорубка бы не помешала.
– И губы закатывательный станок, - продолжил я под смех мичмана. – У меня колхоз, а не спецраспределитель ОГПУ. И не забудьте, шкурки заячьи выделать, а то егеря откажутся вам мясо добывать. Шкурки у нас – это их ясак. Они у нас не только мясо промышляют, еще и леопардов в ближнем лесу истребляют. А насчёт картошки… Посевной материал найдём. Пару соток земли сами возле лагеря лопатами взрыхлите – вот и будете с молодой картошкой.
– Когда то будет… - протянул мичман.
– Главное, чтобы не выкапывали корнеплод на следующий день после посадки, - улыбнулся я.
– Зачем? – удивился боцман.
– Потому сто осень кусить хотитця, - передразнил я китайца из анекдота.
Дождались политрука, который с кислой мордой дал разрешение на отбор монтажников. А по поводу дамбы заявил, что без ««прозодежды»» они такую работу делать не будут. У них формы только один комплект, так что нечего ее окончательно трепать. Согласился, значит. Не совсем безнадёжный.
– Будет вам спецодежда, - обещал я. – Размеры мне перепиши, вырвал я ему листок из тетради.
– Питание и табачное довольствие по флотской норме, - давил из меня Митрофанов все возможные ништяки.
– Нет у нас флотских складов, - парировал я. – Но хуже моих крестьян вы питаться не будете. Табак только курящим матросам я дам, по заранее составленному списку. Рынка тут в наличии нет, менять на что-либо табак некурящим будет негде. Разве что, в утешение, им сахару двойную норму можно выделить.
– И патронов дайте, - не унимался политрук.
– Нет у нас ваших патронов, - соврал я. – А наши вам не подходят.
– И главное, - Митрофанов сделал торжественную паузу. – Когда нас вернут обратно на войну? Мы не дезертиры.
– Над этим работают, – ответил я. – На мышках проверяют такую возможность. Точнее на свиньях.
– Почему на свиньях?
– возмутился Митрофанов.
– Потому, что свинья наиболее близкий к человеку организм, после обезьяны, - пояснил я простую биологическую премудрость.
– Некоторые даже ближе, - захохотал Никанорыч.
Как на любой шабашке работали у нас мужики весь световой день и без выходных. С явлением в ««колхозе»» отца Онуфрия у нас появились воскресенья. Выходной
У нас, пока храма нет, божественная литургия проходит под открытым небом на месте будущего конного манежа. Хорошо еще палкой никого на службу не гонят. Крестьяне сами на нее идут с радостью. А мы – пришельцы, припёрлись из любопытства. В основном послушать хоровое пение на службе. Красивое оно тут. Завораживающее. Хоть какая-то культурная программа для нас, привыкших музыку слышать каждый день из любого утюга.
Детдомовцам приказано было Онуфрием готовиться к венчанию, чем ввели девчушку Настю, моментом накрывшуюся оголтелым синдромом невесты, в тихую истерику. Ведь не просто так было приказано, а при всем честном народе во время проповеди после службы огласили. И срока дали всего неделю.
Олег прибежал ко мне в хозблок с выпученными глазами.
– Дайте аванс!
– Тебе сколько? – удивился я.
– Тысячу. Долларов, - выдохнул парень с решимостью.
– А где ты ее тратить собрался? – прибавил я в голос ехидства.
– Ну-у-у-у-у-у… - опешил наш хлебопёк. Видимо этот вопрос он никак не проработал. – Что же делать? Меня же Настя загрызёт.
По его виду в реальность такого будущего можно было поверить.
– А что нужно? – интересуюсь, скорее из прикола, чем из незнания проблемы.
– Платье, фату, туфли, – влезла в хозблок симпатичная головка Насти. – И цветы! Без колец так и быть – обойдёмся.
– Фату? – удивился я.
– Фату, фату, как положено, – настаивала девушка.
– Проходи, садись, - приказал я. – И ты садись, только дверь закрой.
Когда жених с невестой уселись, я налил им по полстакана кагору, отлив из бочонка Онуфрия. Для снятия напряжения и излишнего возбуждения.
– Видно вы, ребята, так и не поняли, куда попали, - сказал я, когда они опустошили стаканчики. – Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Это еще Ленин сказал.
– Я и так шаровары под юбку одеваю, - надула губки Настя. – Что они еще от меня хотят? Паранджу надеть? Это мой день! И я хочу на нём быть красивой.
– Хорошо, - согласился я и кинул на стол десять 100-долларовых купюр. – Дам еще иголку и нитку. Шей себе из них платье.
И отвернулся к окну.
В окно было видно, как наш полковой козёл... То есть не полковой, а заводской козёл, изогнувшись и приподняв заднюю ногу, мочился себе на бороду. Лошади боятся ласок. Ласки бояться запахов козла. Для чего козлов и держат в конюшнях. Вот наш Бяша и работает козлом. Запах на себе обновляет.