Запрет на любовь
Шрифт:
Горозия собирается что-то ответить, но внезапно в поле нашего зрения появляется чёрный Kаwаsаki. Точнее сперва мы слышим его адский рёв.
Марсель!
В экипировке и шлеме.
Едва вижу, как проносится мимо, целый фейерверк эмоций чувствую.
Волнение. Трепет. Радость. Страх.
Как нашёл нас? Откуда узнал? Илона?
Зачем поехал за мной?
— Чё за херня? Чё он исполняет? — не сразу включается в происходящее
— Осторожно! — кричу, ведь расстояние между машиной и Kаwаsаki опасно сокращается.
— А, так это тот кучерявый тип, с которым ты замутила? — доходит до него медленно, но верно.
Абрамов тем временем рукой сигнализирует ему, чтобы съехал на обочину.
Горозия в ответ сигналит и демонстрирует средний палец.
— Остановись!
— В шахматы поиграть решил? Ну, давай поиграем, — улыбается зло.
— Леван, пожалуйста.
— Не тявкай под руку, — выбирает момент и газует, разгоняя свой внедорожник.
— Прошу тебя!
То, что они начинают творить на трассе, пугает меня до жути. И не одну меня, судя по тому, что Левану без конца названивает отец, который едет где-то сзади на своём гелендвагене.
— Хватит! Остановись!
— Заткнись! — матом на меня орёт, в очередной раз меняя полосу.
— Прекратите!
Им уже и другие водители сигналят, но беспредел продолжается.
Мотоцикл Абрамова едет по краю обочины, поднимая за собой столб пыли, и намеренно врезается в водительскую дверь.
— Тормози!
— Вот тварь! Тачку мне поцарапал!
Клянусь, у Горозии будто планку срывает. Неадекватным становится. Я его таким никогда не видела.
— Леван! Пожалуйста! Умоляю! Не надо! — судорожно цепляюсь пальцами правой руки за ручку.
Он, стиснув зубы, вжимает педаль газа в пол. Да только Kаwаsаki, естественно, разгоняется куда быстрее.
Снова опасные шахматы, но внезапно дорога сужается. Из-за проводимых ремонтных работ она становится двухполосной.
Марсель решает этим воспользоваться. Держась перед нами, резко сбавляет скорость. Почти останавливается.
— Жми на тормоз! Ты собьёшь его!
— Очканёт.
— Тормози!
Всё, что происходит дальше, — это секунды истинного кошмара.
Марсель, понимая, что этот идиот несётся тараном прямо на него, буквально в последний момент вынужденно берёт правее.
Я, бьющаяся в панике и истерике, в этот же миг отстёгиваю ремень и выкручиваю руль влево, отчего машину заносит на обочину.
Наши действия позволяют избежать столкновения, но…
Краем глаза я вижу то, что отпечатается намертво на сетчатке.
Другой водитель совершая обгон, не предвидел того, что мотоциклист выскочит навстречу.
Мотоциклист же совершить ещё один манёвр просто
Глава 47
Несколько дней спустя
— Точно хочешь пойти вместе со всеми?
— Да, — уверенно отвечаю, глядя на бабушку Алису, сидящую за рулём.
— Хорошо. Удачи тебе, дорогая, — она ласково касается моей щеки. — Я приеду за тобой. Буду ждать на парковке.
Киваю и покидаю её машину. Щурясь от лучей утреннего солнца, перехожу дорогу.
Наперерез к калитке шагает Петросян, который тут же реактивно ускоряется и делает вид, будто бы меня не замечает.
Вдохнув порцию кислорода в лёгкие, захожу на территорию школьного двора следом за ним. Пока иду до крыльца, у которого собрались оба одиннадцатых, ощущаю на себе взгляды едва ли не каждого из присутствующих.
Ещё и катастрофически тихо становится. Они все резко замолкают, прекращая болтать.
— Так, Петросян, Джугели, — Матильда Германовна отмечает фамилии в приказе, задержав на мне обеспокоенный взор.
— Здравствуйте.
Останавливаюсь чуть в сторонке, у клумбы.
— Звоню Зайцевой, только её не хватает. Где мой телефон? Неужели на столе забыла? — цокает языком, повторно инспектируя содержимое своей сумки. — Стойте здесь, ребята, никуда не уходите. Сейчас вернусь, — наставляет строго перед тем, как исчезнуть в дверях.
«Отделалась царапиной на лбу»
«Ага. Жива-здорова, в отличие от Абрамова»
«Нет, ну какая тварь!»
«Мозги ему сколько делала, а сама, считай, почти замужем была»
«С обоими крутила»
«Мне она сразу не понравилась. Мутная»
«Жаль пацана»
«И хватило ж наглости сюда припереться»
Вот такие реплики до меня доносятся. Да, произнесённые в пол голоса, но всё же так, чтобы я их обязательно услышала.
— Какого хрена ты сюда заявилась, крыса?
Передо мной агрессивно настроенный Ромасенко, и в глазах его столько ненависти, что становится не по себе.
— Чё молчишь, дрянь конченая? — за предплечье хватает, больно его сжимая.
— Отпусти.
— Не трогай её, Макс, — вступается за меня Горький.
— Собираешься защищать? Ты серьёзно? — нехотя разжимает пальцы и поворачивается к нему.
— Оставь её, сказал! — цедит Паша.
— А если нет, то чё? — бычится сын директрисы.