Запретное кино
Шрифт:
— Клавдия Васильевна, я тут думала про Сафонова, — подала голос Калашникова.
Клавдия выключила видеоклип. Ну как она сама могла забыть?! Хотя столько всего навалилось.
— И что ты придумала?
— Да ничего особенного. Я просто заметила одну странность.
— Какую странность?
— Да вот, в его деле. — Она вынула из папки отпечатанные с компьютера листки. — Помните, он до войны был зубным техником?
— Ну.
— До войны.
Черт побери, а девчонка делает успехи!
— Ну-ну, — тихо
— А недавно мы с вами с одним старичком познакомились, тоже зубной техник. До сих пор коронки ставит и мосты.
— Да, было.
— Вот я и подумала — дело-то прибыльное. И возраст этому делу не помеха. Зубные техники всегда хорошо жили. Я и решила — были, были у старичка деньги.
Нет, сорвалось-таки, внутренне подосадовала Клавдия.
— Ты все об ограблении?
— Ну да.
— Не получается, — развела руками Клавдия. — Ты знаешь, что такое зубной техник?
— Ну конечно.
— Нет, я не вообще спрашиваю, а подробности.
Ирина прикусила губу. Подробностей она не знала. Пока что ей это, слава Богу, не понадобилось — вон зубы какие, «Бленд-а-мед» отдыхает.
— Так вот, Ириша, это целое производство. Формы, печки, инструменты, материалы… А ничего этого в доме старика не нашли.
Ирина опустила голову. Приуныла.
— Но ты молодец, — совершенно искренне похвалила Дежкина. — Ты настоящий «следак». Я вот как-то не подумала, а ты заметила. Меня вчера Малютов спрашивал, можно ли тебе это дело передать.
— Прокурор? — почему-то шепотом переспросила Калашникова.
— Да, Виктор Иванович.
— И?
— И я сказала — запросто, — соврала Клавдия. — Ты хоть понимаешь, к чему это?
— К чему?
— Я думаю, к хорошему домашнему столу, с салатами, горячим, десертом и добрым вином.
— В смысле?
— В прямом. Я не слишком нахальная? Угостишь по такому случаю, ты же кулинар — первый класс.
— По какому случаю? — все еще не понимала Ирина.
— По случаю твоего плавного перехода из категории стажера в штат прокуратуры.
Ирина громко сглотнула.
— К-как? Уже?
— А чего тянуть? Я же говорю — ты настоящий следователь.
— Клавочка Васильевна! — выскочив из-за стола, Калашникова бросилась обнимать и целовать Дежкину.
— Ну-ну, — скромно уклонялась Клавдия. — Ты меня помадой измажешь.
— Нет, дайте я вас поцелую. Не измажу. У меня «Макс Фактор».
Она таки исхитрилась и влепила Дежки ной звонкий поцелуй в щеку.
И как раз в этот момент дверь открыл Левинсон.
Обычно напористый и малотактичный, он вдруг смутился и попятился в коридор.
— Ох, извините, я… это… простите…
— Да заходи, извращенец! — расхохоталась Клавдия. — Ты что подумал, старый развратник? Это чисто деловой поцелуй. Можно сказать — дружеский.
— Да-да, конечно, я и подумал… — Левинсон приостановил свое
— У тебя дело или так просто пришел?
— Так это… ну, как бы… из лаборатории… Фотография…
— Покажи! — вскочила Дежкина.
Левинсон опять шарахнулся к двери.
— Да что вы сегодня такой пугливый? — укоризненно покачала головой счастливая Калашникова.
— Испугаешься тут с вами, — робко подошел к Клавдиному столу Левинсон. — Вон, мужиков до гроба доводите.
— Фотографию дай! — вдруг рявкнула Клавдия. — И пошел вон отсюда.
Левинсон положил на стол черный пакет и моментально исчез.
Хорошее настроение как рукой сняло.
— Да бросьте вы, Клавдия Васильевна, — тихо сказала Ирина. — Ну подумаешь, мало ли дураков на свете.
— Он не дурак, — тяжело ответила Клавдия. — Он вообще не свои слова говорит. Это вон, выйди в коридор, по всем углам шепчутся — Дежкиной подозреваемый с собой покончил.
Ирина какое-то время оценивающе смотрела на Клавдию, а потом тихо произнесла:
— А я не думала, что вас это волнует.
— Меня сейчас только это и волнует, — так же тихо ответила Клавдия.
Она достала из пакета фотографии и разложила их на столе.
Технари в лаборатории сделали чудо. Клавдия даже не предполагала, что размытое, не в фокусе, дрожащее изображение можно сделать таким четким.
Это был парень лет двадцати пяти: низкий лоб, узко посаженные глаза, большой губастый рот, чуть оттопыренные вверху уши, и даже — вот уж совсем магия! — шрам на скуле.
Беда одна — Клавдия никогда раньше этого человека не видела.
— Теперь все понятно, — сказала она, оторвавшись от фотографий.
— Что понятно, Клавдия Васильевна?
— Меня все мучило, откуда Семашко знает подробности убийства. А он его просто видел. Ему показали эту съемку.
— Вы думаете?
— Уверена. Знаешь, я поняла, что это мое дело, только когда убийца выстрелил.
— Почему? Неужели не узнали двор, дом?
— Господи, Ириша, ты «Иронию судьбы» видела? Разве наши дворы можно узнать? Да я даже улицу не узнала, хотя была на ней десятки раз. Только по расположению тела. Вот он упал, и я сразу узнала. Такая гадкая профессиональная черта памяти. Но уж этого, — она ткнула пальцем в фотографии, — я узнаю точно.
— Только бы его найти, — сказала Ирина почти мечтательно.
— Ничего, скоро суббота, поедем на Горбушку.
16.24–20.12
Он сидел на самом краешке стула и все время оглядывался на дверь. Звали его как-то несовременно — Порфирий Игнатович. А фамилия была словно специально придумана для его должности — Замков.
— Вы ведь теперь в подчинении министерства юстиции? — спросила Клавдия, пока заполняла шапку протокола допроса.