Запретный мужчина
Шрифт:
— А между тем вы единственные мои наследники? — продолжила Эстела.
— Мы об этом помним, мама, — усмехнулась Ана Роса, — но дело не в этом… Пора бы и нам с моим братцем заняться чем-то стоящим… Ты бы могла нас ввести в курс твоих дел. Лично я готова начать с самой нижней ступеньки гостиничной иерархии. Уволь свою Ренату, я буду приносить тебе по утрам газеты и кофе и отвечать на телефонные звонки.
Снова вошла Рената с высокими узкими бокалами в руках.
— Ваш сок, сеньора. Ваш сок, сеньорита…
Едва
— И с этим я справлюсь. Я сумею принести тебе стакан сока из бара. Что скажешь, мама?
— Скажу, что увольнять Ренату нет необходимости. Мне нужен секретарь. Я сама не справляюсь с наплывом бумаг. У Ирены большую работу с документами вела ее подруга Пилар. Прежде она ничего не смыслила в таком деле… Ты тоже смогла бы научиться… Но скажи, отчего тебе вдруг захотелось поработать?
Ана Роса слегка улыбнулась.
— Просто надоело сидеть дома и бить баклуши, — уклончиво ответила она.
Эстела пристально посмотрела на дочь.
— Тебя, наверное, удручает присутствие Ирены и ее детей в нашем доме?..
— Немного, — призналась Ана Роса, — но я понимаю, ты не можешь иначе.
— Может, ты испытываешь неловкость оттого, что у нас оказался совершенно чужой человек — Федерико Корхес?
Ана Роса слегка покраснела и сделала полный оборот на вертящемся кресле, чтобы скрыть свое смущение.
— Отчего же? Все от него в восторге…
— Все, но не ты? — спросила Эстела.
— Мама, я вообще редко прихожу в восторг от людей, — пробормотала она.
— Это я заметила.
— Нет, — медленно проговорила Ана Роса, — я не имею ничего против Корхеса. Он меня не достает. Он ведет себя, кажется, достаточно тактично. Много времени проводит с детьми. Вчера возил их на пляж, а вечером, я слышала, что-то читал им вслух…
— Что читал? — с любопытством поинтересовалась Эстела.
— Кажется, это были стихи… Что-то о танцующей луне, которая уводит за собою ребенка…
— А, — сказала Эстела, — это стихи его тезки, Федерико Гарсиа Лорки. А ты что — стояла под дверью?
— Нет, проходила мимо, — Ана Роса снова закрутилась на кресле. — По-моему, он неплохой человек.
— По-моему, тоже, — согласилась Эстела.
Отец Иглесиас часто навещал Фьореллу. Посещения эти были второй по счету, после музыки, отрадой для ее души.
…Когда она оказалась прикованной к постели, может быть, впервые в жизни мужество изменило ей. В тайне от невестки Фьорелла начала копить таблетки снотворного, которые по одной в день Онейда приносила ей на ночь.
Фьорелле незачем было и спать, и бодрствовать. Спать для того, чтобы видеть сны, в которых она ощущает себя свободно передвигающейся, сильной, еще не старой женщиной, и бодрствовать затем, чтобы предаваться
Конечно, оставалась еще музыка… ее вечная любовь, ее наркотик. Музыка ненадолго возвращала ей ощущение движения и даже полета; этого счастья Господь Бог ее не лишил.
Ее палка, на которую она столько лет опиралась при ходьбе, теперь стояла в углу, как вечное напоминание об утраченном счастье. Да, это было счастье, это была свобода; подумать только, в те времена она могла сама, без посторонней помощи выйти на улицу, сесть в машину, поехать в церковь.
Теперь же церковь в лице отца Иглесиаса сама приходила в ее дом.
Отец Иглесиас терпеливо поучал ее, поддерживал, не давал Фьорелле окончательно погрузиться в отчаяние.
Он говорил, казалось бы, все те слова, которые любой священник произносит любому, попавшему в несчастье, и она знала это.
Но теперь это были для Фьореллы не пустые фразы.
Он наставлял ее, что страдания ниспосланы людям свыше. Тот, кто не страдал, никогда не познает Бога. Тот, кто не познает Бога, еще более несчастен, чем больной, чем нищий, чем парализованный, душа его — увечная душа, слепая, глухая, ей не дано прозреть.
Мы должны не только терпеливо переносить земные муки, но и жаждать их всем сердцем, как измученная зноем земля жаждет дождя.
Мы обязаны со смирением принимать то, что послала судьба: самая большая победа, которую только может одержать человеческое существо — это победа над самим собой.
И тогда благодать снизойдет в душу. Тогда мы не будем больше мучить тех, кто окружает нас. Напротив, им можно оказать серьезную помощь, поддержать в трудную минуту, дать разумный совет…
Фьорелла жадно внимала этим поучениям.
Прежде ее посещения храма Божьего носили чисто формальный характер. Все ди Сальваторе испокон века посещали церковь. Это была традиция, которую никто из них не вправе был нарушить. И Фьорелла отдавала дань этой традиции.
Но теперь она молилась всей душой.
Люди способны оказать друг другу поддержку, но в настоящей беде единственная опора — это Бог.
И однажды она, смущаясь и отворачиваясь, сунула отцу Иглесиасу заветный сверточек, в котором лежало накопленное ею снотворное.
Он развернул пакетик и сразу все понял.
— Благодарю тебя, Господи, — отец Иглесиас, опустившись на колени перед ложем Фьореллы, перекрестился, — ты просветил сердце моей духовной дочери… Она на правильном пути и отныне не сойдет с него во веки веков. Аминь.