Зарубежный детектив 1979
Шрифт:
– Ну хорошо, я займусь ими. Это наши ярые враги, и этих черных грешников мы отправим к праотцам. Между прочим, есть и благотворитель, который лишит их возраста.
От этих спокойных слов хамбы, будто речь идет вовсе не об убийстве людей, а о каком-то весьма заурядном деле, у Балдана все внутри похолодело. Он с трудом сдержался, чтобы не схватить его за горло.
– Кто же этот добродетельный человек, в руки которого вы вложили судьбу двух грешников? Вы уверены, что этот благотворитель оправдает ваше святое доверие?
– Уверен, уверен. В
В дверь постучали. Хамба с Балданом замолчали и разом обернулись к двери. Вошел Дамиран-тайджи, низко склонился в подобострастном поклоне перед хамба-ламой, потом поздоровался с Балданом. По монгольскому обычаю, прежде чем задавать какие-либо вопросы или говорить о деле, настоятель предложил тайджи пиалу горячего чая с молоком, а когда тот осушил ее, спросил:
— Как поживаешь, тайджи? Я вижу, ты привез новости. Так выкладывай их поскорее!
Дамиран в нерешительности уставился на хамбу маленькими колючими глазками, как бы спрашивая, говорить или нет.
— Говори, не бойся. Посторонних здесь нет. Балдан — свой человек.
Еще несколько дней назад хитрый настоятель велел Дамирапу не очень-то доверять Балдану и хорошенько к нему присматриваться. «Чем потерять дорогую вещь и рвать на себе волосы, лучше совсем никогда не иметь этой вещи», — поучал он Дамирана — свою правую руку.
— Председатель Сэд упал с лошади, нога его застряла в стремени, конь сгоряча далеко протащил его, и Сэд погиб. Вот эту печальную новость я и пришел вам сообщить.
На лице хамба-ламы тотчас заиграл румянец и заплясала улыбка. Но как высокое духовное лицо, исповедующее религию, которой противна любая насильственная смерть, он начал читать заклинания и со словами: «Бедняга, пусть его последующее перерождение будет счастливым», — повернулся к Балдану:
— Что вы скажете по этому поводу?
— Все понятно. Прикажите рассказать подробней: кто сделал, когда и как замели следы? Все наши действия получат соответствующий резонанс в разведуправлении в Харбине и в его филиале — в Хайларе. Рассказывайте!
— Говори, тайджи, — подбадривал Дамирана хамба-лама. Дамиран заметно волновался. Он расстегнул верхние пуговицы на дэли, сглотнул слюну, облизал сухие губы и начал:
— По заданию нашего наставника я должен был убрать Сэда. Он оказывал огромное влияние на аратов. Но я стар, и мне, разумеется, самому трудно было бы справиться с этой нелегкой задачей. Поэтому я нашел подходящего человека, нашего верного единомышленника, тоже, как и мы, пострадавшего от новой власти.
– Кого же вы нашли, уважаемый Дамиран? — Балдан нетерпеливо похлопывал ладонью по голенищу сапога.
– Краснолицего Лувсана. До народной власти он был самым богатым человеком в нашем хошуне'. Новая власть раздала его бесчисленные табуны и стада, оставив ему жалкие крохи. В общем, он разделил мою участь.
– Я не одобряю вашего шага, — рассердился Балдан. — Да каждый глупец сразу укажет на него пальцем! Может быть,
Морщинистое лицо тайджи покрылось красными пятнами, руки задрожали, упавшим голосом он попытался оправдаться перед всесильным японским посланником.
— Никто не заподозрит нас, не бойтесь. Подобных случаев в наших краях было немало. Даже опытные наездники, случалось, именно так и погибали в степи. И я не помню случая, чтобы кого-то подозревали при этом... Притом Лувсан не наемный убийца. Он преданный нам человек, сам заинтересован в нашем священном деле.
Балдану хотелось собственноручно расстрелять этих отщепенцев, которые, прикрываясь молитвами, сеяли по земле черное зло и рассуждали об убийстве человека с таким же спокойным равнодушием, как будто говорили о куске жареного мяса. Ему было невыносимо жаль честного, прямого, умного председателя Сэда, чуткого к горю людей, очень доброго человека, все мысли которого всегда были с народом. У Балдана щемило сердце от сознания своей вины, что он не успел предотвратить это гнусное убийство пламенного борца за народное счастье.
1 Хошун — уезд.
А в это время в центр сомона бешеным галопом скакал Цултэм. Подъехав к дому, где находилось сомонное управление, он с ходу прыгнул на крыльцо и вбежал в кабинет председателя сомона.
— Убили товарища Сэда. Вечером, когда он возвращался домой, его убили, свалили с коня, заяжав ногу в стремени, и пустили лошадь галопом, дав ей такого кнута, что на крупе осталась темная полоса. Я знаю, чьих рук это дело. Убийца здесь, но у меня нет пока доказательств.
Председатель сомона, ранее работавший писарем в уезде, был по натуре человеком невозмутимым. Но, услышав эту весть, он сразу вскочил.
– Что ты мелешь? Какое может быть убийство в здешних краях, где каждый верует в бурхана, запрещающего насилие над человеком?! Отродясь не слыхивал про убийства!
– Да не мелю я, председатель! Сэд был ненавистен некоторым из бывших! Они давно точили на него зуб и открыто угрожали. Вы лучше меня знаете Сэда; всю душу он отдавал народу, боролся за пашу власть, прижимая к ногтю всякую контру!
— С этим делом разберемся, Цултэм.
– Председатель. Еще одно. Сейчас у нас ни о чем другом не говорят, как только о новом субургане и о пожертвованиях на enji возведение. Запретили бы вы его вовсе, этот субурган! Люди, по-» моему, даже есть перестали от этих разговоров.
– Нельзя. Сколько веков люди жили в темноте и невежестве подумай! Даже хан для них был живым богом! Люди верят еще в перерождение и в лучшую жизнь после смерти. Одним приказом тут не поможешь. Надо разъяснять на конкретных примерах вред всяких субурганов и показывать наглядно, сколько добра и счастья принесла народу революционная власть, открывшая дорогу из мрака к свету. Понял, сынок?