Застава, к бою!
Шрифт:
Да только и советские солдаты, и душманские моджахеддин, предпочитали простоту и эффективность собственной безопасности.
— Что еще ты им сказал? — Спросил Юсуфза, оторвав взгляд от раскаленного метала трубы.
Мухтаар, вздохнул. Сидя на коврах, подушках и скатах, что разбросали на некотором расстоянии от печи, стоявшей в центре палатки, сын Юсуфзы приосанился. Он не хотел выглядеть недостойным в глазах отца.
— Они будто бы знали все и без меня, отец, — начал Мухтаар, — особенно тот шурави, что победил меня на берегу реки.
—
Мухтаар поджал губы. Решился:
— Почти все. Они знали, что спрашивать. Молчать было бессмысленно.
— Ты рассказал им про девчонку и ее отца?
Мухтаар засопел.
— Нет. Про это они ничего не спрашивали.
Юсуфза выпрямился, стал развязывать кушак на талии. Сказал:
— Очень хорошо. Хотя бы один козырь у нас еще есть.
— Отец, я хочу тебе кое-что сказать, — снова решился Мухтаар.
— Я тебя слушаю.
— Я думаю, мы должны уйти из этих мест. Думаю, нам нельзя нападать на заставу.
Юсуфза глянул на своего сына из-под полуприкрытых век. Взгляд Захид-Хана показался Мухтаару надменным.
— Почему же ты так считаешь? — Спросил Юсуфза, изобразив живой интерес.
— Понимаю, раньше у нас был повод мстить шурави с заставы, — начал Мухтаар, торопливо, — у них были Аллах-Дад и Аббас. Но теперь они снова на своей земле. Тогда зачем нам идти в самоубийственный набег на Шамабад? Мы можем уйти на Пакистанскую границу. Можем набраться новых сил, чтобы продолжить джихад во всеоружии. А что сейчас? Сейчас мы просто пойдем через Пяндж и все там погибнем. Вот что я думаю. И все ради чего? Ради какого-то неверного чужака из Америки?
Юсуфза вздохнул.
— Я понимаю твои опасения, Мухтаар. Но скажи мне, где мы возьмем еду и фураж, чтобы выдержать такой поход? Кто нам их даст?
— Американец, — решительно сказал Мухтаар, — обманем его! Сделаем вид, что готовы напасть, а сами уйдем! Да, мы привыкли к деньгам, оружию и припасам, что он и его Пакистанский друг дают нам! Но теперь мы ему должны за это! И он хочет, чтобы мы все погибли за его подачки!
Захид-Хан молчал. Потом хитровато хмыкнул. Улыбнулся сыну. Только он хотел что-то сказать ему, как снаружи, из дождя и ветра, что трепали брезентовые стены палатки, пришли четверо.
Это были остальные сыновья Юсуфзы. Они собрались сегодня вместе, чтобы поучаствовать в обмене пленными.
Первым заговорил Аллах-Дад:
— Разреши войти, отец.
— И чего же хотят мои славные сыновья? — Кисловато и даже несколько понуро спросил Юсуфза.
— Мы хотим взглянуть в глаза нашему предательскому брату, — дерзко бросил Имран, второй по старшинству, после Аллах-Дада.
Имран был крепким и невысоким мужчиной с широкими торсом и конечностями. Нравом и телом он пошел в свою покойную мать. Был таким же резким на язык и нетерпеливым по характеру.
— Ответь, Мухтаар, — показал щербатый рот Имран, — ты ведь сам отдался в руки шурави, ведь так? Аллах подтвердит, ты мог биться до смерти! Но сдался, как предательский пес!
—
Высокий и тонкокостный, он отличался особенной надменностью. Все потому, что хоть род Захид-Хана был очень знатным и восходил к местной аристократии, мать Наби была лишь простолюдинкой. Красивой девушкой, которая когда-то приглянулась Юсуфзе.
Потому с младых ногтей остальные братья относились к Наби с некоторым пренебрежением. Это заставило третьего сына Юсуфзы стать заносчивым и высокомерным, постоянно отстаивая перед ними свое право быть сыном Захид-Хана.
— Любой из нас, окажись на его месте, сражался бы до последней капли крови, — Продолжил Наби.
Мухтаар спрятал взгляд от братьев, застывших у входа палатки. Он почувствовал, что устыдился их слов, и оттого не может смотреть в глаза ни Имрану, ни Наби.
— А часто ли вы сами бывали в бою с советскими пограничниками? — Процедил холодно Аллах-Дад, — а? Скажите-ка мне, дорогие братья.
— Я убивал шурави везде! От Тахара до Фарьяба! — Похвалился Имран.
— Не хвались попусту, — покривился Аллах-Дад, — мы оба знаем, что ты привык держаться подальше от врага, и уж точно ни разу не сходился с шурави на длину ножа.
Имран выпучил глаза на Аллах-Дада, оскалил щербатый рот. Хотел что-то сказать, но старший сын Юсуфзы его перебил:
— А я сходился, — сказал Аллах-Дад, — враг стоял передо мной, прямо как ты сейчас. И Мухтаар сходился. Даже Аббас сходился.
С этими словами Аллах-Дад указал на младшего из всех братьев — шестнадцатилетнего Аббаса.
— Да, сходился и проиграл, — просипел Имран, — в этом немного повода для гордости.
— Тихо! — Громогласно остановил перебранку Юсуфза.
Все четверо братьев разом глянули на своего отца.
— Зачем вы пришли? — Спросил он. — Если только поругать вашего брата, то уходите. У меня самого с ним серьезный разговор.
— Среди людей ходят дурные слухи, — проговорил Наби, — мы бы хотели убедиться, что они… Что эти слухи лживы, отец.
— Или что правдивы, — возразил Аллах-Дад.
Юсуфза вздохнул.
— Присаживайтесь, сыновья мои, — повременив несколько мгновений, сказал Юсуфза, — я отвечу на ваши вопросы.
Братья переглянулись. Прошли вглубь палатки и устроились на коврах и подушках вокруг раскаленной «печи».
— О каких слухах вы говорите? — Начал разговор Юсуфза, видя, что никто не решается заговорить первым.
Взгляд Имрана быстро забегал от Аллах-Дада к Наби, после второй сын Юсуфзы сказал:
— Люди говорят, что ты отец, растерял свою решительность. Растерял свой праведный гнев и больше не можешь вести джихад против неверных.
Юсуфза нахмурился. Видя это, Имран быстро добавил:
— При всем уважении к тебе, отец.
— Кто так говорит? — Медленно спросил Юсуфза.
— Много кто, отец, — подхватил Наби. — Говорят, ты тянешь с нападением. Что у твоей руки больше нет той твердости, что была в ней прежде.