Затмение
Шрифт:
Появление великого герцога производит настоящий фурор. Зал медленно погружается в молчание, даже язычки пламени перестают беспокойно трепетать на свечах. Я делаю знак музыкантам, и веселая мелодия обрывается. Эван все еще в маске, но таких особ принято узнавать в любом обличии, тем более, он не делает ничего, чтобы остаться инкогнито.
Эван скользит взглядом по залу и лениво берет бокал с подноса служки, которая вытягивается перед ним словно из ниоткуда.
— Ты привезла новую моду, герцогиня? — лениво, не поворачивая головы, спрашивает великий герцог. — Мне определенно нравится.
На
— А почему не играют?
Вскидываю руку — и музыканты выуживают из инструментов бойкие звуки. Пары строятся в танец — и я замечаю в числе первых Райль с Блайтом: они становятся друг напротив друга, склоняются в дурашливом поклоне, издеваясь над всеми танцевальными традициями. Что-то неприятно скребется внутри, как кот, которого оставили за порогом в самую злую непогоду. Мне неприятно? Больно? Противно? Что же я чувствую и есть ли у этого название?
Я одеваю маску и вздыхаю с облегчением: это все равно, что отгородиться от мира безразличием. Никто не увидит меня-настоящую, никто не узнает, что я огорчена.
Никто, кроме Эвана, который берет меня за руку и без разрешения выводит в танцевальный ряд.
— Разве ты не должен был сперва записаться в мою танцевальную книжку? — спрашиваю я, изображая возмущение.
— Разве ты не сказала, что я все равно не буду единственным? Брось свою книжку в камин, Дэш, до конца вечера она тебе больше не понадобиться.
глава 22
Великий герцог не бросает слов на ветер. Даже если это всего лишь танцевальная книжка. Мы танцуем, танцуем и танцуем. Ноги болят, голова кружится и в горле пересохло, а мой партнер даже не изменился в лице. Собран, холоден и делает вид, что ему плевать на внимание, которое намертво к нам приковано. В конце концов, в центре зала остаемся только мы и Райль с Блайтом. Танец предполагает обмен партнерами, и я чувствую раздражение из-за того, что придется сменить Эвана на Блайта. Почему? Потому что не хочу даже прикасаться к нему, боюсь, что та струна во мне, что ноет и болит, все-таки лопнет и я сделаю то, что делать нельзя. Мы с Райль обмениваемся взглядами: сестра явно в ударе. Глаза горят, на щеках румянец, она наверняка готова танцевать всю ночь напролет. Это противно: быть всего на два года старше, но чувствовать себя такой невыносимой развалиной.
Музыка мелодично вливается в уши, и я с некоторым облегчением думаю, что хотя бы не придется гарцевать по залу. Нужно улучить момент и сбежать, чтобы сменить обувь. И плевать, что вытру подолом платья весь пол — я просто больше не в состоянии вымучивать улыбку каждый раз, когда переношу вес с пятки на носок. Просто чудо, что до сих пор не стону,
Мы с Эваном соединяем левые ладони, и я невольно вздрагиваю, потому что тепло его руки упруго бьет по чувствительной коже. Мысль о том, что весь вечер Риваль остается не у дел, проскальзывает случайной гостьей и уходит почти незамеченной.
Раз, два, три.
Мысленно отсчитываю такт, и когда Эван делает шаг в мою сторону, я одновременно иду к нему, давая обнять себя за талию. Круг — и мы расходимся, обмениваемся партнерами. Протягиваю ладонь, нарочно глядя Блайту не в глаза, а поверх плеча. Не могу на него смотреть — просто не могу, даже если бы хотела.
Вот сейчас он приставит свою ладонь к моей, выдерживая спасительное для меня расстояние. Только Эван может позволить себе брать меня за руку, потому что он тот, кто создает порядки и законы, но не обязан чтить каждый из них. И все же даже великий герцог не брал меня за руку, отдавая дань танцу.
— Попалась, — шепчет Блайт, хватая мою ладонь крепко и уверенно, сплетает мои пальцы, нажимом вынуждая сжать его ладонь в ответ.
Я хочу его оттолкнуть, потому что Эван и Райль глаз с нас не сводят, но белобрысому головорезу, кажется, доставляет удовольствие бесить обоих. Или только Эвана?
— Прекрати, — шиплю я, мысленно отсчитывая темп. Всего пара счетов до того, как мы схлестнемся в более интимном движении.
— Ты сказала ему, что я спал в твоей постели? — громко спрашивает Блайт.
Раз, два…
— Сказала, как с ума сходила от моих поцелуев? — зло, глядя в лицо великому герцогу, выплевывает следом.
Три!
Мы схлестываемся, как непримиримые стихии: жестко и болезненно. Огонь и вода, лед и лава. Рука Блайта у меня на талии впивается в кожу поверх платья, словно он хочет заклеймить мое тело отпечатком своей ладони. Пытаюсь его оттолкнуть, но это бессмысленно. Мы должны разойтись на следующем круге и снова поменяться партнерами, но Блайту плевать: он кружит меня, буквально доводя до отчаяния. Если я хотя бы попытаюсь противиться, то просто собьюсь с ритма и упаду.
Музыка давно не властна над нашим странным танцем. Мы словно одни в этом зале, одни во всем мире.
— Посмотри на меня, — приказывает Блайт.
В его глазах снова змеиные зрачки, и огонь вот-вот вырвется за пределы узкого плена. Уговариваю себя перестать видеть в нем божество и, наконец, осознать, что эта выходка служит лишь одной цели — позлить Эвана. Нет и не может быть другой причины для его злости.
— Ты моя, сладенькая герцогиня, — обмораживает холодом этого категоричного утверждения Блайт. — Навсегда, на всю жизнь, даже если она будет очень короткой.
— Отпусти меня, — каким-то чудом сопротивляюсь я.
— Скажи, что ты принадлежишь мне, — требует Блайт так яростно, будто от этого зависит его жизнь. Белые клыки мелькают в жестком оскале. — Дэш!
Я открываю рот — и неведомая сила оттаскивает меня назад. Треск несуществующий нитей, которые только что связывали меня с Блайтом, рвется с болезненным треском. Реальность делает неожиданный кульбит, и за секунду декорации меняются: Эван на руках несет меня к лестнице, жестко выстукивает каблуками ритм, отмеривая ступеньку за ступенькой.