Затмение
Шрифт:
— Потому что тебе только семнадцать!
Я пресекаю ее попытки навязать мне разговор обещанием посадить под замок, если Райль не вышвырнет эту чушь из головы, но она бежит за мной из зала в коридор и даже по лестнице.
— Дэш, пожалуйста! — Сестра рыдает в три ручья, как будто от этого замужества зависит ее жизнь. — Ты не имеешь права!
— Нет, имею, — холодно бросаю я. — Ты поедешь учиться в Олиссийский университет и это не обсуждается. О твоем замужестве поговорим после возвращения.
— Но это ведь… три года?
— Три
Райль слишком хорошо меня знает, чтобы продолжать стоять на своем. В итоге кончится тем, что я прикажу Шиире посадить ее под замок. Несколько раз она уже нарывалась на подобное и знает, что меня не смягчить ни слезами, ни мольбами. Слава Триединым, Райль хватает благоразумия и сейчас.
Все цветы уносят в оранжерею, где им самое место, а я убиваю день, занимаясь счетными книгами. Сосредоточиться на цифрах как никогда трудно, потому что после откровений Эвана вся эта возня выглядит полной бессмыслицей. Какой смысл пытаться ударить великого герцога в тыл, если он все равно стоит у меня за спиной, готовый отразить любой удар еще до того, как о нем подумаю я сама?
Чувствую, как пружина во мне затягивается все сильнее. Невидимый мастер заводит меня, словно непослушную игрушку. Я сопротивляюсь, но от этого только хуже.
Неизвестность обгладывает меня без остатка.
Поэтому даже не удивляюсь, с какой легкостью поддаюсь на импульс. Одеваюсь в дорожный костюм и никем не замеченная покидаю замок. Грим хватится меня примерно через полчаса, ведь даже верного стража можно обмануть, если знать его повадки.
Поверить не могу, что я это делаю, но все же.
Двери «Бархатной маски» гостеприимно распахиваются для меня девицы в полупрозрачных одеждах, которые даже не оставляют простора воображению. Им не нужно говорить, что я ищу хозяина — меня уже ведут в ту самую комнату, скрытую за расшитым пологом. Оттуда раздаются недвусмысленные стоны, и я мгновение мешкаю, цепляясь в плотную ткань. Девица напротив улыбается, как будто знает, что мне не хватит смелости. Но я приехала не для того, чтобы позорно сбежать.
— Хозяин не любит, когда его прерывают, — говорит она, видя мою решительность.
— А я не люблю, когда дают бестолковые советы.
Девица беззлобно фыркает и уходит, а я, собравшись с духом, вхожу внутрь.
Первое на что натыкается мой взгляд — клубок обнаженных женских тел, переплетенный так туго и развратно, что издали кажется, будто это один живой организм с множеством рук, ног и голов. Сглатываю отвращение, но и чувствую приступ странной радости, потому что среди них нет того, кого я ищу. Среди них вообще нет мужчины.
Озираюсь по сторонам и нахожу Блайта на подушках у противоположной стены. Он раздет до пояса, голова безвольно откинута на гору подушек, белоснежные волосы растрепаны так, что я вижу только один глаз. И именно им Блайт лениво следит за мной.
— Сладенькая герцогиня, — растягивая слова заплетающимся
Он либо пьян, либо одурманен, либо и то, и другое сразу.
— Хочу знать правду, Блайт.
— Проваливай к Эвану, Дэш, и задавай ему все свои вопросы.
— Но я пришла к тебе и не уйду, пока ты не скажешь, что вам обоим от меня нужно.
Что-то в его поведении стремительно меняется. Стонущий клубок расплетается, и девицы беззвучно выскальзывают наружу, оставляя нас с Блайтом наедине. И теперь я знаю, что пути назад больше нет. Мне не выйти отсюда, пока Блайт того не пожелает.
— Разве не за этим ты пришла? — спрашивает он, горячо дыша мне в ухо. Пора бы привыкнуть к этим его загадочным перемещениям, но не получается. — Пришла, чтобы попробовать, от чего отказываешься, становясь женой скучного старика.
— Он не старик — и ты это знаешь, — огрызаюсь я.
Его шея прямо у меня перед носом, и кожа так туго натянута на выпуклые ключицы, что хочется укусить. И он снова читает мои мысли, потому что притягивает мою голову ближе, подталкивая не сдерживаться.
Но после такого я бы перестала уважать саму себя.
— Я пришла поговорить, Блайт, будет лучше, если ты оденешься.
Он издает разочарованный стон и что есть силы бьет кулаком в стену у меня над головой. Куски камня разлетаются острыми осколками, несколько оцарапывают его самого, и алые росчерки, словно штрихи от кровавого пера, вскипают на коже. Символ Шагарата вибрирует на цепочке, словно в нем заключена непокорная разрушительная сила.
— Задавай свои вопросы, сладенькая, — хрипит Блайт, пятясь от меня, низко наклонив голову, — а потом проваливай и никогда больше не возвращайся.
Как будто это так просто: задать правильные вопросы, когда понятия не имеешь, куда метить. Но Блайт не спешит, моя внезапная растерянность его явно забавляет. И вопреки моей просьбе, он и не думает одевать. Наоборот, поднимает с пола рубашку, вертит в руках, словно раздумывает, а потом зашвыривает еще дальше, за мятый завал из покрывал, на котором только что стонала влажная оргия.
— Откуда ты знаешь Эвана? — задаю первый вопрос. Кажется, где-то в конфликте между этими двумя непонятными мне личностями кроется ключ к разгадке их отчаянных попыток завладеть мною, словно трофеем.
— Из сотен прошлых жизней? — вопросом на вопрос отвечает Блайт.
Он издевается — и вряд ли попытка уговорить его быть хотя бы сегодня чуточку серьезнее увенчается успехом.
— Сладенькая, разве я не говорил, что непростой смертный? — Мое молчание Блайт расценивает как согласие и продолжает. — Можешь сколько угодно отпираться от факта, который не способна осмыслить, но я действительно бог. И действительно самый мерзкий и кровожадный бог из всех, которым не принято молиться вслух.