Затмение
Шрифт:
Родители… Здесь, под мраморным плитами, в могилах. Триединые, здесь. Не сожжены изуродованными останками, не развеяны над пустошами. Здесь, рядом. Провожу пальцами по совершенному лику матери, и слезы разбивают старую изморозь. Отец — справа, и каменная борода словно нарочно припорошена пылью точно так, как я помню его редкую седину.
И кажется, что даже пальцам теплее, и словно слышу ласковый голос матери: «Мое сокровище… Моя маленькая черная ворона».
Преклоняю колени, теперь уже рыдая навзрыд. И солеными губами, сбивчиво —
— Простите, простите… — Не могу разобрать собственный отчаянный шепот. — Пожалуйста, простите…
Эван опускается рядом, но не молится: приобнимет мои плечи. И хоть это какое-то невозможно циничное кощунство, я все же благодарна ему за поддержку, потому что именно сейчас из моего тела словно вынули разом все кости. И я беспомощно заваливаюсь набок прямо в уютное тепло крепкого плеча. Эван поднимается, берет меня на руки и выносит наружу, туда, где снова мерно падает снег, и мороз выстуживает горячие, как от лихорадки, щеки.
Нужно время, чтобы осознать случившееся. Время, за которое мое боль превращается в злость. Это химическая реакция души, моя личная алхимия.
— Какой в этом смысл? — говорю с горечью, зачерпывая полную пригоршню снега. Пропускаю между пальцами грязную кашицу, и грязная талая вода растекается по линиям на ладони. — Еще раз напомнить мне, что ты всемогущ?
— Я не убивал их, Дэш, — говорит Эван убийственно тихо. Так, что замолкает даже ветер в кронах.
— Это очень плохая попытка обелить свое имя перед будущей женой, — зло бросаю я. — Но спасибо, что похоронил их.
— Дэш! — Эван хватает меня за плечи и встряхивает так сильно, что голова болтается взад и вперед, и я больно ударяюсь подбородком об обоснование шеи. Во рту вспыхивает отрезвляющий вкус крови. — Поверь мне.
— Ты вытравил нас, словно крысиное гнездо, — злюсь еще больше. Убить его готова, превратить в камень и крошить, крошить, пока не останется ничего, кроме основания. — Твои убийцы преследовали нас по всему миру, я научилась спать так чутко, чтобы даже сквозь сон слышать, как подкрадывается мой палач. И теперь говоришь, что не ты это сделал? Хватит врать, великий герцог Росс, беспощадный бессердечный Эван.
— Почему тогда ты сбежала, ну? — Он так резко убирает руки, что я едва не падаю. — Почему вы с сестрой так запросто жили роскошной жизнью? Почему здесь ты до сих пор жива, даже играя против меня? Пошевели мозгами, Дэш, истина прямо у тебя перед носом.
— Хватит! — рычу я. — Я устала от ваших игр. От твоих и Блайта, кем бы он, демон задери, ни был! Хочешь что-то сказать — говори или умолкни навеки, потому что ты недостоин бередить эту рану. Потому что, если ты еще хоть раз сунешь в нее свои окровавленные руки, я перегрызу из до самых сухожилий, даже если это будет последним, что сделаю в жизни. И даже Зверь Шагарата не вырвет твои кости из моей глотки.
— Зверь Шагарата…
Тембр голоса Эвана меняется, леденеет, взгляд наполняется грозовой
— Кто ты? — с кровью в голосе, отчаянно цепляясь в его куртку на груди. — Что ты такое?
— Тот, кто создает.
— Кто ты?! — хрипло, на последнем вздохе, стону я.
— Отец, Мать и Кудесник, — говорит коротко, хлестко полосуя сердце правдой. — Триединый.
— Кудесник, — выдыхаю я, когда за спиной моего Эвана распускаются огненные вихры. — Создатель.
И меня забирает благословенная пустота.
глава 25
Даже не знаю, что тяжелее осознать: факт, что все это время я была невозможно слепой или что Эван оказался… Нет, я не в силах повторить это даже в мыслях, иначе мой рассудок снова уйдет в туман.
И все же, первое, что вижу, когда приходу в себя — моя собственная комната. И Райль, которая сидит у меня в ногах и пытается читать книгу, то и дело бросая на меня встревоженные взгляды. Судя по темным кругам под глазами, сестра провела бессонную ночь.
— Дэш! — Райль срывается с места, подтягивает кресло и садится рядом, обхватывая мою ладонь.
Я чувствую себя такой ничтожно слабой, что даже дышать тяжело. Или это груз новых знаний? Или очередная тайна, которую мне никогда не разгадать без подсказки великодушного Эвана?
— Давно я… — Вопрос тонет в кашле. Кажется, в горло сунули железную щетку для чистки кожи.
— Великий герцог привез тебя вчера, сказал, что тебе нужно отдохнуть, — тараторит сестра.
Впервые вижу ее такой обеспокоенной, как будто она что-то недоговаривает, хоть и знает, что потом, когда правда вскроется, ей крепко влетит за молчание.
— Что случилось? — подталкиваю ее к ответу. — Брось, Райль, я слишком хорошо тебя знаю. Что случилось, пока я валялась в кровати и изображала покойницу?
Райль обкусывает ноготь на большом пальце и морщится. Так сильно морщится, что борозды на ее лбу белеют от натуги.
— Райль, ради Триединых… — Теперь моя очередь выдерживать драматическую паузу. Триединый, будь он неладен. Кудесник. — Просто скажи, что случилось.
Сестра порывисто встает из кресла, теплая шаль сползает с ее плеч и опадает на пол темной кляксой дурного предзнаменования. Сестра, конечно, любительница напустить туману, но обычно это сопровождается хитрыми загадками, подначиванием и новостями, которые точно не должны привести меня в ужас. А сейчас она выглядит так, будто никак не может решиться переступить черту, после которой что-то в нашей жизни кардинально изменится.