Затмение
Шрифт:
Кто-то нападает первым — я не успеваю рассмотреть. Звенят клинки, слышны сдавленные стоны, ор, возня. Рука Риваля исчезает с моей шеи. Жадно глотаю воздух, падая прямо на обжигающе холодные мраморные ступени. Перед глазами все плывет, морозный воздух как отрава в легкие: каждый вдох — и спасение, и мука.
А Блайт… Блайт танцуя, легко, как беспокойное пламя на кончике свечи, мечется между противниками, которые отчаянно пытаются сохранить строй и зажать его тесным кольцом. Ледяные клинки зловеще сверкают, рассеивая кровь врагов. И нет в ней ничего красивого, никаких рубиновых капель и прочей
Я знаю, что он запросто расправится с ними. Потому что это — Блайт. Зверь или шагарат, бог или человек, но они все — лишь тени, которые он прожигает своим смертоносным светом. Они бессильны против того, что и есть сама смерть. И все же сердце замирает всякий раз, когда меч рассекает воздух у него над головой или хваткий гвардеец почти попадает в сердце, так гостеприимно распахнутое в вороте простой белой сорочки. Амулет пляшет, рвется с цепи, и каждая новая смерть словно наполняет его силой.
— Блайт! — Срываюсь на крик, когда один из гвардейцев заходит ему за спину, заносит клинок для удара.
Белое пламя рвется в сторону: неуловимое, беспощадное, непредсказуемое. Неудачник успевает лишь вздохнуть — и медленно опадает на колени, булькая окровавленным горлом.
В бойне нет ничего красивого, но то, что происходит здесь — это не бойня. Это безупречный, идеальный танец смерти. И я невольно шепчу стылыми от мороза губами:
— Теневой танцор… Шагарат.
Больше — не человек. И дело совсем не в том, что он нечеловечески быстр и силен. Я просто знаю — чувствую — что все это время он никогда мне не врал. Что правда была у меня под носом, и нет никаких «особенных вин» для глупой Дэш.
Все заканчивается так же стремительно, как и началось. Блайт мастерской рукой безумного художника наносит на белое полотно снега окровавленные тела-мазки. Они повсюду, и все мертвы. Все тридцать человек — меньше, чем за пару минут. Он дышит немного нервно, скалит зубы и сплевывает кровь. Белая сорочка даже не порвана, и алые пятна на ней — как награда его смертоносному мастерству. Он не глядя хватает за шиворот ближайшего мертвеца, вытирает мечи о рукав, из которого торчит обрубок руки, и идет ко мне. На этот раз шаги тяжело месят бурую подтаявшую кашу.
— Ты в порядке, сладенькая? — говорит, опускаясь передо мной на одно колено, и берет на руки. Он такой холодный, что на груди видна сетка инея, но я моментально согреваюсь.
— Ты пришел, — это все, что могу ответить на его вопрос. — Ты всегда приходишь, когда я впутываюсь в неприятности.
— Потому что убью за тебя, Дэш.
Это звучит слаще, чем объяснение в любви. Это словно обещание быть моим на всю жизнь.
Блайт заходит внутрь, и я слышу стон Снайга, который восстанавливает двери за нашими спинами.
— Какого… — начинает было весь залитый кровью Грим, но замолкает под тяжелым взглядом моего спасителя.
— Уйди, — приказывает Блайт, и мой верный страж безропотно подчиняется, хоть скрип его зубов разносится по всему «Тихому саду». Кажется, теперь не только я вижу метморфозы в его внешности.
Блайт вносит меня в комнату, аккуратно
«Райль сбежала. Прости, Дэш».
Я вижу лишь отголосок: тень от коня, который уносит двух всадников.
— Принц забрал Райль, — сдавленно выдыхаю я.
— Она так решила, — глядя в огонь, бросает Блайт.
— Она глупая девчонка! — кричу от собственного бессилия. Пытаюсь выбраться из постели, но руки бессильно опадают на покрывало, словно моему кукловоду надоела эта игра. — Блайт, ее еще можно вернуть. Пожалуйста, ты же можешь, пожалуйста…
Он в два шага оказывается рядом: становится на колени на моей кровати, рывком подтягивает меня к себе и запускает руку в волосы, пальцами надавливая на затылок с такой невыносимой нежностью, что в эту минуту я хочу умереть в его руках. Вторая ладонь скользит по моему лицу, стирает слезы — и Блайт облизывает свои мокрые пальцы. Что-то между нами… Не невидимые нити, которыми я намертво привязана к Эвану. Другое. Огромное. Опасное. Обжигающее для моих крыльев. Я знаю, что это ледяное пламя не пощадит и меня, но какая разница, если это будет когда-то потом?
— Райль сделала свой выбор. Хватит, Дэш.
— Она моя сестра, ты не понимаешь. — Собственный голос звучит таким противно слабым, что хочется вернуть время вспять и найти какую-то другую интонацию.
— Она не твоя сестра! — рычит Блайт и все сильнее сжимает мои волосы. — Хватит быть такой слепой, Дэш. Хватит прятать голову в снег.
— Что я такое, Блайт?
Он цепляет меня взглядом словно бестолкового мотылька — и затягивает в огненные расщелины своих глаз, туда, где тени на каменных стенах рисуют смертельную битву. Туда, где последняя ледяная принцесса ведет в бой своих солдат. Туда, где отчаяние сильнее страха смерти. Туда, где среди кровавого месива пляшет сумасшедшее Белое пламя. Туда, где раненный Белый волк бредет по мертвой пустоши к той, которой предназначен.
— Ты пришел, — говорю я, отчаянно сильно, намертво, обнимая его в ответ. Холодный, одинокий. Бесконечно мой. Самый верный. До смерти, до конца.
— Сладенькая герцогиня вспомнила своего Волка, — вымученно улыбается он.
И я отчетливо вижу прошлое, в котором израненный, еле живой хищник врывается в «Тихий сад», рвет в клочья королевских гвардейцев и своей спиной прикрывает наш побег. На белом мехе нет живого места, и я точно так же как сейчас крепко обнимаю громадного зверя за шею и обещаю помнить его всю жизнь.
— Прости, что забыла, — всхлипываю я. — Прости, что так многого до сих пор не знаю и не могу понять.
— Эван сотворил еще одно чудо, — грустно отвечает Блайт, пропуская между пальцами мои темные волосы. — Хренов Кудесник.
Знаю, что нужно расспросить его обо всем, но я устала от слов, которые все равно так мало значат.
— Поцелуй меня, Дэш, — требует Блайт.
Если бы я могла — то вынула сердце из груди и положила ему под ноги. Если бы я могла — то стала бы воздухом, которым он дышит. Но я могу только обнять, сильно-сильно, до боли в руках, до треска ребер вжиматься в его грудь, наплевав на то, что символ Зверя обжигает, клеймя кожу призрачными ожогами.