Зайти и выйти
Шрифт:
У переправы никого не было. Они сели на берегу под деревьями. Помощи не было и хотелось выть от безысходности.
Спустя пару часов, когда пехотинцы окоченели на холоде, с той стороны подкатила «буханка» - точно такая, какая приснилась Горячеву во сне. Было уже светло, и приехавшие люди смогли разглядеть раненых.
Петр, впадая то ли в дрёму, то ли теряя сознание, будто сквозь туман увидел «буханку», в голове вспыхнуло – «помощь пришла!». Он махнул здоровой рукой, растолкал своих соратников.
– Переходите реку! – предложили с той стороны, и поторопили: -
– Как? – Петр посмотрел на бойцов, они стояли в полной растерянности.
Этого он точно не ожидал, предполагая, что будет организована хоть какая-то переправа для раненых… а здесь предельно просто: «переходите… скорее!».
С той стороны попытались ускорить действия привычным матом, но Горячев в ответ загнул не менее красиво, добавив военных афоризмов. Прибывшие на эвакуацию немного остыли и стали думать, как переправлять раненых. В итоге один из бойцов разделся и перешёл реку вброд – он принёс страховочный конец, которым обвязали Горячева.
– Давай помогу… - боец подхватил сержанта, когда они входили в воду.
Теряя остатки сил, Петр наваливался на поток воды грудью, переставлял по дну ноги, чувствуя, как тяжелеет мокрый зимний ВКБО. С того берега его тянули на страховочный конец, в какой-то момент времени он не смог удержаться в борьбе со стихией и его понесло потоком холодной воды.
Когда он открыл глаза, увидел над собой яркую лампу. Силы оставили его настолько, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Вокруг слышалась какая-то возня, и скосив глаза, он увидел обстановку, в которой распознал операционную палату.
– Не понимаю, как он выжил, - через мерцающее сознание прорвался мужской голос. – Массивная кровопотеря – более двух литров.
Петр стал концентрировать сознание, пытаясь вслушиваться в то, о чём говорили неизвестные голоса.
– Тридцать часов прошло после ранения, прежде чем он оказался у нас… о каком «золотом часе» мы говорим, коллега? – послышался другой голос.
«Интересно, а сколько прошло времени после моего ранения?» - подумал Петр.
– Надо резать руку… - предложил голос. – Вариантов нет…
Перед глазами появилось движение, и сержант увидел… обычный лобзик с жёлтой ручкой.
«Вот же не повезло кому-то, - подумал он. – Руку сейчас отрежут…».
В поле зрения появились ещё несколько человек, двое навалились на него, крепко прижав к кушетке.
«Что они делают?», - мелькнуло в голове, и только когда появилась острая боль в правом плече, сознание обожгла страшная догадка.
Сержант Горячев потерял сознание.
***
С наступлением рассвета, когда мгла раскрыла очертания соседних домов, лейтенант Свиридов выглянул из-за ворот на улицу, стараясь рассмотреть то, что происходило впереди. Со стороны противника слышались какие-то звуки, очевидно, шло движение техники, временами доносились обрывки голосов – враг был совсем рядом.
Где-то впереди разворачивалась сила, которая, вне всякого сомнения, превосходила мотострелковую роту, переправившуюся через реку Шумную и закрепившуюся
Совсем недалеко, на перекрёстке, лежали тела пехотинцев, погибших при первом взрыве мины – за все прошедшие сутки живым было не до этих мёртвых.
– «Мамай», я «Аркан», не стреляй, - прошипела рация.
В утренней мгле показался приближающийся силуэт – это был командир роты.
– Как спалось? – Андреев не преминул проявить заботу о личном составе строго в стиле военного юмора.
Однако, Свиридов, не сомкнувший ночью глаз, шуток уже не понимал.
– Товарищ капитан, первый взвод первой роты занимает указанный оборонительный рубеж. Потери: убитыми восемь, эвакуировано трое раненых, все остальные, кроме одного, имеют мелкие ранения. Остаток боеприпасов – ноль-три боекомплекта. Батареи на рациях вот-вот сядут. Со стороны противника идут звуки, похожие на шум приближающихся машин. Похоже, не удержим мы тут никакие рубежи…
Иван хлопнул своего подчинённого по плечу:
– Гриша, не дрейфь, бывало и хуже.
– Да уж, куда ещё хуже? – Свиридов выразительно кивнул в сторону перекрёстка. – Как их вытаскивать, если батальон не придёт?
– Батальон придёт, - уверенно сказал командир роты. – Мы что, сюда зря, что ли заходили? Зря столько людей потеряли? Батальон просто обязан прийти.
Шестым чувством Свиридов понял, что ротный сейчас просто пытается успокоить командира взвода, при том, что никакого батальона здесь не будет.
– Отходить надо, - предложил Григорий. – Пока нас здесь всех не размотали.
Офицеры встретились взглядами. В сию секунду они оба боролись со своими внутренними бесами, лихорадочно взвешивая обстановку, пытаясь найти в ней тот порядок действий, который помог бы и задачу выполнить, и жизнь сохранить. Всё складывалось к тому, что нужно было уходить. И чем быстрее, тем лучше.
Андреев был опытным командиром роты, находящимся в должности уже пять лет, побывавший в различных ситуациях, и сейчас он вполне ясно осознавал отсутствие перспектив в сложившейся обстановке. Не говорил он Свиридову главное – буквально десяток минут назад у него состоялся разговор с командиром бригады, который попытался уличить ротного в трусости и некомпетенции из-за того, что тот попросил артиллерией прикрыть отход подразделения к реке.
– Какой отход? Держать рубежи! Докладывать обо всех изменениях! – Павлов набросился на ротного, как только тот заикнулся о выходе из села и возвращении к боевым машинам.
А несколько часов до этого, глубокой ночью, сам Павлов выходил по связи на командующего армией и просил генерала Лазаренко передать ему из резерва две роты, которыми он, в отсутствии своих сил, мог бы придать устойчивости роте Андреева, понесшей потери. Ему было очевидно, что Андреев, без танков и БМП, не сможет удержать село, но Лазаренко и слушать его не захотел, обвинив в паникёрстве и предательстве.