Зайти и выйти

Суконкин Алексей

– Ты его потерял, тебе его и вытаскивать – и экипаж, и повреждённый танк, - майор повысил голос, прекрасно понимая, в каком сейчас состоянии находятся эти лейтенанты. – Слушай боевую задачу!

– Я туда не поеду, - опережая командира, воскликнул лейтенант.

– Что? – Дужников потянулся было рукой, чтобы схватить офицера за грудки, но вспомнив про толпящихся неподалёку сержантов, опустил руку. – Я сейчас отдам вам боевой приказ, - сказал майор. – Под козырёк. И вы обязаны будете его исполнить!

– Я туда не поеду, - твёрдо повторил Гладун.

– Товарищ майор, разрешите, - вмешался Хвостов.

– Давай, - кивнул Дужников.

– Я выдвигаюсь обратно к месту боя на своём танке с первым

взводом, только забираю Гладуна к себе наводчиком, а своего наводчика сажу в его танк в качестве командира машины. Разрешите?

Майор некоторое время смотрел на командира роты, потом бросил в сторону лейтенантов:

– Командиры взводов – свободны.

Когда они отошли, майор сменил тон.

– Покажи на карте, где ты их потерял, - предложил комбат.

Миша с готовностью достал из офицерской сумки карту и развернул её.

– Вот здесь, - карандашом он ткнул в изгиб дороги. – Вот здесь, в линию, в зарослях, стоят танки и БМП противника, я доехал примерно вот до сюда, а танк Самохина остался стоять примерно здесь.

– Пожалуй, если вы оттуда всей ротой сбежали, то взводом туда возвращаться будет не совсем верно, - сказал Дужников. – Огонь сильный был?

– Я такого огня раньше даже представить себе не мог, - признался Хвостов.

– Но людей найти надо, - сказал майор. – И танк вытащить.

Некоторое время они обсуждали детали предстоящего дела, затем комбат подозвал командиров взводов.

– Гладун, ты едешь с командиром роты, а его наводчик в твоём танке – за командира. Ваша задача – по достижении рубежа, откуда будет видна засада, останавливаетесь и открываете по ней огонь. Интенсивный огонь на подавление. Экипаж лейтенанта Краснова и экипаж сержанта Рыжкова на максимальной скорости подходят к танку Самохина и прикрываются «тучей». Затем Краснов берёт на буксир подбитый танк, предварительно убедившись, что на нём включена нейтральная скорость, и эвакуирует его. Рыжков берёт на буксир перебитую гусеницу. Тросы подготовить заранее – чтобы их можно было быстро зацепить. На всё про всё – пятнадцать минут. Начать и кончить!

Майор, довольный своим планом, посмотрел на потенциальных исполнителей. На лицах офицеров отразилась смертельная тоска.

Забираясь на свой танк, в нескольких местах Миша увидел сработавшие элементы динамической защиты, что и объясняло ощутимые удары по танку, которые он воспринимал как прыжки по кочкам.

– Сможешь стрелять? – спросил Хвостов, когда командир первого взвода, заняв место наводчика, подключал шлемофон к сети.

– Смогу, - буркнул тот в ответ, не вселив в командира роты никакой уверенности.

Однако, плану не суждено было сбыться. Как только танки пришли в движение, противник открыл сильнейший заградительный огонь артиллерией крупного калибра, не давая возможности проехать к подбитому танку. Представив, как под таким огнём будет тяжело осуществить выход экипажей из танков и все манипуляции с тросами, Дужников дал команду на возвращение.

Эту команду экипажи выполнили с блеском.

***

В коровнике, где временно разместился штаб бригады, Миша узнал о больших потерях, случившихся в первом батальоне, посланном на форсирование реки Шумной с последующим захватом плацдарма. Потери были настолько огромными, что не укладывались в голове – за две кампании в Чечне бригада потеряла людей меньше, чем за сутки боёв в небольшом украинском селе. Переход вброд реки в конце зимы окончательно добил батальон – к убитым, раненым и пропавшим без вести добавились несколько десятков человек с жёсткой простудой, лечить которых нужно было в щадящих условиях стационара.

С большой горечью Хвостов узнал, что его друг, капитан Иван Андреев пропал без вести, пытаясь организовать выход своей роты из села. Последним, кто его видел, был

приданный роте снайпер сержант Горячев, которому в бою оторвало руку, и выжить он смог только на сочетании собственной воли с волею случая.

Приводя офицеров бригады в необходимый тонус, полковник Павлов приводил примеры вопиющей трусости, выводя виновных на всеобщее обозрение перед собой. Большинство присутствующих уже и сами хлебнули военного лиха и смотрели на это представление скорее безразлично, за спинами коллег обсуждая «более важные» текущие вопросы. Нутром все понимали, что нужно время, чтобы психика «настроилась» на восприятие происходящих событий – у кого-то этот процесс шёл быстрее, и им не приходилось краснеть перед офицерским собранием, у кого-то медленнее, и сейчас они стояли рядом с командиром бригады, выслушивая о себе нелицеприятные памфлеты.

Добавляло проблем и то, что после первых стычек с противником, вопрос с отказниками снова встал в полный рост. Если в пункте постоянной дислокации командиру бригады уловками и рассказами о патриотизме ещё как-то удавалось сдерживать бегство контрактников, то здесь, на Украине, когда людям в лицо дохнула старуха-смерть, к числу пятисотых всё чаще стали присоединяться испуганные офицеры. Дошло до того, что рапорт на увольнение написал даже заместитель командира бригады, опытный полковник, который когда-то, будучи лейтенантом, застал войну в Чечне. До последних дней он слыл опытным и боевым офицером, пока в один «прекрасный» момент не попал под удар «Градов». После пережитого он замкнулся и отказывался выполнять приказы командира бригады, проводя всё время в своём КУНГе в обществе алкоголя.

Когда комбриг впервые раскрыл «секрет Полишинеля» относительно своего заместителя, присутствующие на совещании офицеры притихли: если это дошло уже до самых «верхних слоёв атмосферы», и это стало прилюдно обсуждаться, тогда, кто теперь может запретить делать то же самое каждому из присутствующих?

Однако, Павлов чутко уловил момент и неожиданно для многих обратился к находящимся здесь же офицерам военной контрразведки, сочетавших своё обычное контрразведывательное обеспечение мотострелковой бригады с какими-то собственными задачами, скрытыми от военной общественности. На группу этих офицеров в бригаде посматривали с уважением, но никто до конца не понимал, для чего они были здесь нужны.

– Товарищ майор, вам слово.

Со второго ряда встал и вышел к командиру бригады офицер-контрразведчик – среднего роста, с неприметным лицом и одетый, по меркам многих, совершенно «не модно» - в старый классический «дубок».

– Майор Каренин, - представился он. – Военная контрразведка.

– Товарищ майор, обрисуйте ситуацию, - попросил Павлов.

– Товарищи офицеры, - голос его был жёстким. – Перед нашей службой поставлена задача по пресечению возможных проявлений предательства, шпионажа в пользу противника и фактов государственной измены. С момента пересечения линии государственной границы всем вам было запрещено пользоваться телефонами сотовой связи, однако, этот запрет коснулся, как мы убедились, далеко не всех. Я разделяю ваше желание разговаривать со своими родственниками, делиться с ними впечатлениями, но если бы это не влекло раскрытия государственной тайны, мы бы смотрели на это сквозь пальцы. Однако, дело более чем серьёзное. Сегодня утром нами был задержан по подозрению в государственной измене полковник Цимбал, заместитель командира бригады. В его телефоне обнаружена передача боевых документов и места расположения войск. Цимбал передавал информацию своему брату – офицеру Службы Безопасности Украины. Вчера вечером, как вам известно, противник нанёс поражение пункту заправки боевых машин и полевому госпиталю – их координаты передал врагу ваш сослуживец. Погибло шесть человек, ещё шесть были ранены, в том числе две сотрудницы госпиталя.