Зелёное пальто

Дэс Владимир

После десятой попытки папы отделения своей головы от своего же тела мы опять засунули ему в рот клизму, залили ее спиртом и стали водить на пресс-конференции только в смирительной рубашке.

Но, несмотря на все эти трудности, через год маэстро написал-таки свою органно-барабанную симфонию.

Пришла пора собираться в Америку, на конкурс музыкантов, в Лос-Анджелес.

Перед самым отъездом маэстро привел американца, представляющего одну известную японскую корпорацию, и заявил, что некоторые серьезные люди предложили поставить главным продюсером

нашего проекта этого американца.

А меня перевести в ассистирующего продюсера. Иначе, мол, не видать нам ни Америки, ни первой премии как своих ушей.

А всем хотелось в Америку.

И я, поколебавшись секунду, согласился. В то время ни я, ни маэстро не представляли разницы между главным продюсером и ассистирующим продюсером.

С помощью нового продюсера нам быстро открыли американские визы и… Мы полетели.

Новый продюсер – первым классом. Мы, семьей и Маэстро, экономклассом.

Я, честно сказать, сильно волновался. Вспомнилась моя первая поездка за границу, в Израиль.

Еще в годы перестройки.

Тогда меня при спуске с парохода на Землю обетованную тормознули представители израильской разведки.

Из Моссада. Люди серьезные.

Они уточнили некоторые подробности моей биографии, а именно тот самый злосчастный кризис на Синайском полуострове, за участие в котором я получил орден. А уточнив, вежливо вернули меня назад на пароход.

Вот поэтому и волновался.

Вроде сам никогда не участвовал в боевых действиях против США. Но из дома захватил на всякий случай фото моего дяди, который братается с американским солдатом на Эльбе в мае сорок пятого года.

С другой стороны, кто его знает, вдруг всплывет моя курсовая работа в университете: «О загнивании империалистической экономики США в период успехов развитого социализма в СССР».

Американцев вживую я видел всего один раз, еще в годы перестройки.

Меня, тогда директора рынка, друзья нашего губернатора пригласили на встречу с американской делегацией химиков, физиков и математиков, приехавшей к нам с дружеским визитом из какой-то американской Кремниевой долины. Встреча происходила в большом лекционном зале нашего Нижнеокского университета.

Американцы сразу начали чертить длинные формулы и знаки на огромной доске в аудитории.

Нам, простым смертным, все это было непонятно. Но страшно интересно. Всем хотелось посмотреть на настоящих, живых американцев. Зал был забит битком, под завязку.

Американцы неплохо говорили по-русски. Так, один из них подошел к исписанной доске и начал там чего-то дописывать в виде непонятных символов, а потом, повернувшись к залу, сказал:

– А я вот так вижу решение этой задачи… – зал притих. Выходит, наш ученый, долго смотрит на исписанную доску, а затем тоже дописывает несколько непонятных знаков и говорит:

– А если так… – зал загудел.

Американец снова выскочил к доске и быстро приписывает еще несколько знаков и говорит:

– Тогда уж вот так… – зал взорвался от смеха.

Ну, заодно посмеялись

и мы, остальные, ничего в этой абракадабре не смыслящие. Какой-то птичий язык.

Но всем стало легко и просто, и сразу стало понятно, что эти американцы не такой уж злой и вредный народ, какими их рисуют Кукрыниксы [30] .

Вспоминая эту встречу, я летел с маэстро в самолете и мечтал, чтобы все американцы оказались такими же, как те из той таинственной Кремниевой долины.

Америка встретила нас солнечным днем, официальными таможенниками и русскоязычным таксистом армянской национальности в огромном двенадцатиместном «кадиллаке».

Как оказалось, армян в Лос-Анджелесе больше, чем в самой Армении.

Моя мама сразу же предложила таксисту перенести столицу Армении в Лос-Анджелес. Таксист не возражал.

Только никто не знал, в том числе и мама, как это сделать.

Но для мамы, как для всякой русской женщины, главное – не решение проблемы, а ее создание.

Окрыленный идеей мамы, армянин быстро отвез нас в отель, продюсера на отдельную виллу и помчался к руководству диаспоры продвигать мамину идею за свою.

Одна за одной пошли встречи. В процессе которых я стал понимать, что здесь я с семьей заявлен уже не как член команды, а просто группа живых «аборигенов» из дикой России, где был создан бессмертный шедевр маэстро.

В это время Россией и ее народонаселением интересовалась вся Америка.

Дети эмигрантов первой волны не представляли, что это за страна Россия, где она находится и кто там обитает. Их предки приплыли в Новый Свет, когда еще Аляска называлась Русской Америкой и была во владении Российской империи. Поэтому они, начитавшись Набокова, называли нашу страну Татарией и искренне полагали, что в России живут потомки Чингиз-хана. (Что отчасти и верно, хотя бы на треть.)

Эмигранты из потомков, так называемой «белой волны» все еще представляли нашу страну сплошной деревней без нужников и дорог. Где все жители – сотрудники КГБ (что тоже было верно, хотя бы наполовину).

Последняя же волна эмигрантов, перестроечных времен, сплошь состояла из русских: русские армяне, русские грузины, русские евреи, русские таджики, русские молдаване, русские украинцы, русские калмыки. Все стопроцентно русские (что в общем-то тоже верно почти на сто процентов).

И все они, эти эмигранты, для нас, россиян, американские миллионеры. А для Америки – посудомойщики, медсестры и таксисты.

Сами же коренные американцы представляли нашу страну сплошь заваленную снегом. Круглый год. Вместо каменных домов – деревянные избы с огромными русскими печами, которые топят матрешками.

На печах сидят дикие, злые, как собаки, пьяные мужики, обросшие волосами с головы до пят. У каждого в курятнике по атомной бомбе. Едят русские только кислые щи с черным хлебом, пьют не воду, а водку, закусывая ее исключительно черной икрой.

Вместо зарядки бьют по утрам своих жен.

Крестятся на пенек и бреются топорами.