Зеленый фронт
Шрифт:
Старик на него посмотрел недовольно и перевел взгляд на командира.
– Я провожу вас к Отцу, - наконец, произнес он.
– Тебя и еще пару твоих людей. Остальные вона пусть здесь отдыхают. Чай путь-то не близкий прошли.
Покрасневший от злости Пантелеев хотел что-то сказать, но не успел. Его плечо твердо сжала рука. «Все-таки он проводник, - понял Козлов, глядя на старика.
– Но тогда почему он не спросил про...». Тут до него дошло, что не прозвучал пароль, который пришел в письме с последним самолетом и спецами из госбезопасности. «Подослан?!
– сверкнув
– Немцы?!».
– А если Отец родную кровь пожелает, не пожалеешь?
– вдруг буркнул старик и хрипло рассмеялся.
– Извини, внучек, запамятовал, - командир сделал вид, что поправлял кобуру.
– Старый я... Ну и как, не пожалеешь?
– уже без всякого смеха, пытливо повторили он свой вопрос.
– Задумался.
– Нахимов!
– один из партизан, все это время стоявших сзади старика, молодцевато вышел вперед.
– Давай мухой к нашим зенитчикам и зови сюда летуна!
– тот козырнув убежал.
Ждать им пришлось недолго. Минут через семь — девять к ним подошло двое, один из которых был Нахимов, а второй — тот самый летчик. Он подошел к Козлову и вопросительно посмотрел на него. «Да, все-таки как похож..., - подумал он, на секунду задержав а нем взгляд.
– Характер, тоже вроде... кремень!».
– Для блага Советского государства не пожалею даже родной крови, - четко, разделяя каждое слово, произнес он слова, которые содержались у него в пакете.
Старика после этих слов будто подменили. Древний старичок, борода лопатой, ухмылявшийся и сыпавший шутками — прибаутками, куда-то исчез, а вместо него появился кто-то другой. На партизанского вожака глядел уже совершенно другой человек … или не человек.
– Кто ты?
– длинный костлявый палец словно лезвие ножа вытянулся в сторону летчика.
– Как твое имя!
Тот расправив плечи, хмуро произнес:
– Подполковник Сталин, - трое из шести стоявших рядов замерли от удивления.
– Василий Иосифович, командир 32-ого гвардейского истребительного авиаполка.
– а через мгновение добавил, улыбнувшись.
– Ну и что, похож?
– Похож, - практически одновременно произнесли и проводник и сам Козлов.
Через несколько часов отряд вновь встал на стоянку, а командир, забрав несколько человек с собой, отправился дальше в лес. Улучив минуту, когда и проводник и Василий Сталин вырвались вперед, Козлов чуть притормозил своего начштаба.
– Понял теперь?
– прошептал он, кивая в сторону идущего впереди летчика.
– Не мог я ничего сказать. Понимаешь, не мог, - тот согласно кивнул.
– Меня же в Москву вызывали после того самого рейда..., - Пантелеев вновь кивнул головой.
– Сам товарищ Сталин попросил помочь, - в этот момент в его словах прозвучала ничем не прикрытая гордость — гордость за свой отряд, своих товарищей и за себя.
– Говорил, что кроме нашего отряда здесь больше никого нет...
– Думаю, готовиться большое наступление, - тоже зашептал Алексей, отталкивая от своего лица очередной куст орешника.
– И сюда стягиваются все партизанские соединения. Понимаешь, какой кулак будет?!
– Нет, Леха, - отрицательно
– Не наступление это. Здесь что-то другое..., - вдруг он шепотом выругался и остановился.
– Какой же я дурак!
– буркнул он.
– Какое наступление, Алексей?! Ты же знаешь что здесь твориться последние месяцы. Да, немцы тут мрут как мухи... Радист говорит, немчура в открытую пятки смазывают. Понимаешь? Вон, смотри!
– он рукой лихо очертил полукруг вокруг себя.
– Да тут еще пара месяцев назад их было как блох на собаке. Гарнизон на гарнизоне! Да сечевиков целая туча... А сейчас все! Нет, никого!
Кожанка летчика уже практически исчезла за деревьями, которые стали буквально врастать друг в друга.
– Теперь товарищ Сталин сына сюда направил, - Козлов словно рассуждал вслух.
– Это же переговоры!
– Пантелеев, ставший начальников штаба по причине давней дружбы с командиром, звезд с неба не хватал, но очевидные вещи понимал прекрасно.
– Похоже тут крупная шишка со стороны немцев будет...
106
– Ну чо, хлопче, боязно?
– обернувшись, хриплым голосом спросил один из провожатых — мужчина лет тридцати — сорока с довольно большой бородой.
– А?
До этого вся группа шла молча... Обстановка, мягко говоря, не располагала к разговору. Довольно наезженный тракт вел через «Пожарище», которое выглядело именно на заглавную букву «П». Вокруг них спутанными рядами стояли изуродованные деревья - угольно черные с неприятным зеленоватым отливом кое-где подернутые серым налетом, утончающиеся к самому верху. На них почти не осталось веток: вся мелочь сгорела, а те что остались, вызывающе торчали в разные стороны. Это уже были не деревья! Это были похоронные свечки, приготовленные безумцем для сатанинских шабашей.
Каждый шаг сопровождался хрустом прогоревших до состояния углей веток. Мелкая серая взвесь поднималась в воздух и сразу же оседала на обувь шагавших людей.
Вряд ли кто из них был знаком с безумными по своей выразительности картинами Иеронима Босха — «Страшный суд Апокалипсис», «Низвержение грешников», «Адская река» и т. д., которые очень ярко могли бы передать угнетающий дух окружающего людей места. Иссиня-зеленая чернота медленно смыкалась вокруг дороги, заставляя людей неосознанно ускорять шаг, а угольная пыль, кружащаяся вокруг, делали их самих похожих на чертей из картин безумного творца. Тишина, чуть разбавляемая хрустом, становилась похожей на что-то осязаемое и вещественное, которое можно было трогать руками или наоборот, которое могло прикоснуться к идущему самым последним...
Люди тревожно оглядывались по сторонам. Давящее чувство не отпускало...
– Слышь, хлопче, тебе говорю?
– раздался хриплый голос.
– Труханул что ль?
Василий дернулся, отрывая глаза от очередного выгоревшего до черноты дерева. До него, наконец, дошло, что обращались к нему. Больше никого подходящего возраста среде них не было.
– Нормально, - ответил летчик, унимая дрожь в теле.
– Сухой вроде..., - посмотрел он в глаза говорившего.
– Не обделался.