Зеленый фронт

Рус

В этот самый момент перед его глазами стояли лицо среднего сына...

112

Огромный лесной массив северо-восточнее поселка Барановичи. Территория Белорусской АССР. 20 ноября 1942 г.

В одной из землянок, вырытых в русле давно высохшего лесного ручья, разговаривало четверо. Все были жителями нескольких окрестных сел, вынужденные уйти под защиту леса с началом немецкой оккупации.

– Поговорить треба, - начал один из них едва все вошедшие сели за дощатый стол.
– Слышал я от бойца одного, что Советы возвращаются. Немцам дали хорошо под зад, - сидевшие рядом с ним мужики довольно улыбнулись.
–

Говорят, теперь все как раньше будет. Слышал об этом, Мирон?
– все повернули головы в сторону седого как лунь старика, пользовавшегося непререкаемый авторитетом у большей части жителей лесного лагеря.
– Обчество хочет знать, что делать будем?

Слухи о скором приходе Красной Армии и возвращении старых порядков гуляли по лагерю уже не первый день. Выцарапанные у партизан крохи информации о наступлении советских войск с каждой новой передачей обрастали все новыми и новыми подробностями. Вскоре почти каждый житель лесного лагеря, от сопливого пацана до убеленного сединами старца, был убежден, что всех, кто оставался в оккупации, и у кого нет специального документа о сотрудничестве с партизанами, ждет если не сибирский лагерь, то ущемление в правах точно. Зная весь этот разгул слухов и их полную несостоятельность, дед выждал несколько секунд.

– Что кум поджилки трясутся?
– посмеиваясь спросил он у задавшего вопрос.
– Эх вы... Вона какие вымахали орясины, сединой уж покрылись, а ума-то ни на грош не прибавилось!
– с укоризненной проговорил, он обведя глазам всех троих.

– А что?
– крупный мужик в потертой косоворотке смял в руках кепку.
– Гутарят же, что идут красные... С руки им врать-то?! Чай мы не цаца какая, чтобы нам врать-то... Командир ихний руками аж махал. Мол колхозы по новой станут. Теперича вообще всё собирать будут — и поросей, коз и курей. Как жить то будет, Мирон?
– он насупил брови, всем видом показывая, что уж он-то добровольно отдавать своих кур точно не собирается.

– Сколько раз тебе, дубина ты стоеросовая, говорить, что не надо всех брехунов слухать!
– дед не на шутку взъярился, сбрасывая с себя весь степенный вид.
– И людям скажи, что нечего болтать что нипопадя! Эх! Раньше, чай тоже гутарили, что в колхозы всё будут забирать! И что! Кто твоих курей заберет, Кондрат?!
– казалось еще чуть-чуть и старик, привстав, стукнет по лбу своему собеседнику.
– Помнишь, как брехали, что в колхозе все будет общее — и буренки, и лошади и... женки? Мол, всех баб в селе соберут в клубе и станут они общими. Тоже языком махали! Все вместе на полу спать будем, одним одеялом укрываться будем из одной миски хлебать будем...

С каждым новым словом Кодратий опускал голову все ниже и ниже, словно хотел спрятаться под крепкой столешницей, а его соседи, по-видимому, думавшие до этого точно также, скромно кряхтели в длинные бороды.

– А людям вот что передай-те, - успокоившись через несколько минут, проговорил он.
– Говорил я с Отцом, - Кондратий моментально вскинул голову, да остальные двое оживились.
– Все он знает. Отец сказал, что детей своих в обиду не даст. Оборонит от любой напасти, спасет от любого лихоимства... Ясно?

Те с довольным видом закивали головами.

– И еще, панове, - по старинке, на польский манер, обратился к ним Мирон.
– Отец сказал, что мы можем в свои села и не возвращаться. Говорит здесь селитесь, места много, а дальше и луга заливные... Много здесь земли нетронутой.

– А власть как же? Кто

же нам даст жить по старине?
– быстро, словно боясь что его заткнут, спросил сосед Кондратия, полненький мужичок с довольно длинной и аккуратно расчесанной бородой.
– Раньше вона, чуть что, сразу тебе в лоб «кулак», «мироед», а потом все до нитки заберут... Совсем голыми по миру пустят!
– однако, судя по ухоженному виду, добротной одежде, ниток у мужика после любой напасти оставалось более чем достаточно, чтобы сшить себе не самую бедную верхнюю одежду.
– Дадут ли нам самим жить?

Дед в ответ усмехнулся и вытащив из кармана пиджака деревянную статуэтку, демонстративно положил ее на стол. Глаза собравшихся на несколько секунд скрестились на ней.

– Видели, по лагерю один летун шатается?
– с хитрым прищуром спросил дед, теребя фигурку.
– С партизанами недавно прибрёл к нам...

– Видели, видели, - в разнобой ответили те.

– И что?
– вновь подал голос Кондратий.
– Много их теперь здесь шатается. Все ходят и ходят, как будто бы вынюхивают что-то... А этого видел я. Да, недавно совсем... Паренек как паренек. Нормальный, вроде. Вон куревом у него вчера разжился. Бери, говорит, дядя, все. У меня, мол еще есть, - он положил на стол почти полную пачку папирос «Герцеговина Флор».
– Нормальный...

Старик с кряхтением засмеялся.

– Знаете, кто этот летун?
– Мирон сделав крошечную паузу, продолжил.
– Это подполковник авиации Василий … Иосифович, - на лице у Кондратия мелькнула понимание того, кто ему отдал свои папиросы.
– Сталин!
– теперь же у остальных двоих округлились глаза.
– Это сын товарища Сталина. Старший вона на войне с немаками сгинул, а второго он к нам прислал. Поняли?!

Бывшие колхозники-крестьяне были мягко говоря ошарашены. Для них и раньше, до войны, любой начальник выше их должности председателя казался очень важным человеком, а уж какой городской партийный деятель — вообще воспринимался в качестве небожителя.

– Как так сын товарища Сталина?
– тихо прошептал Кондратий, пытаясь незаметно отодвинуть пачку папирос от себя.
– Он же в Москве?!
– он с таким ужасом смотрел на эту пачку, что это было заметно и остальным.

– А ты что думал, здесь тебе в бирюльки играют?
– дед явно наслаждался испуганным видом одного и растерянностью других.
– Теперь сын товарища Сталина будет с нами. Отец так сказал.

Старик знал об этой истории гораздо больше остальных, но даже он не был в курсе всего, что происходило в этот момент недалеко от них. Личное соглашение между Сталиным и Лесом, залог соблюдения которого и явился сын Вождя, подробно обговаривало очень многие вопросы, которые в силу своей исключительной секретности нигде не фигурировали на бумаге.

В это время в рамках заключенных договоренностей на юго-восточной оконечности лесного массива с парашютами выбросилось несколько полков бойцов НКВД, полностью экипированных в предоставленные Лесом обмундирование и амуницию. Встречавшие их партизаны из бригады Кольцова, которым было приказано поступить в распоряжение командира десантников, в первые секунды контакта чуть не открыли огонь на поражение. Падавшие с неба мешковатые фигурки буквально на глазах превращались в нечто совершенно чуждое глазу, отчего указательный палец у хозяев так и просился нажать на курок. Лишь благодаря выдержке десантников и счастливому стечению обстоятельств обе стороны не перестреляли друг друга.