Зеленый фронт
Шрифт:
Он говорил, словно размышлял, время от времени замолкая, начиная подбирать слова.
– А ты постарел, отец, - вдруг глухо произнес Сын, также пристально рассматривавшего его.
– Я раньше не замечал этого или может просто не хотел замечать ...
Тот нахохлившись сидел напротив него. Трубка лежала на столе, рядом с крупными кургузыми пальцами руки. Седая голова была чуть наклонена вперед.
– ... Все нормально, Отец, - произнес Сын, накрывая его руку своей.
– Все будет нормально, - его голос неожиданно встал хриплым.
Отец пристально посмотрел на него, потом на свою накрытую руку.
– Ты точно изменился, сын, - глухим голосом проговорил Сталин.
– … Не знаю к лучшему это или нет, но того Васьки как будто и нет больше..., - он замолчал на несколько
– Мы заигрались, Василий, - жестко произнес он.
– Мы все! Я, Лаврентий, Он — все мы! Мне казалось, что мы приняли все необходимые меры чтобы обеспечить абсолютную секретность, - он с горечью в голосе продолжил.
– Придется признать, что мы сильно просчитались, думая, что нам удастся и дальше скрывать наши новые возможности.
Василия все это время молчал, продолжая внимательно следить за Отцом. Пусть сейчас между ними не звучали конкретные имена, он все равно все прекрасно понимал.
Тяжело вздохнув, Сталин поднялся с места и медленно подошел к окну, которое было плотно зашторено.
– !!!!!!!!!!
– в сердцах он выругался по-грузински.
– Я понимал, что вечно скрывать это не удастся, но не ожидал, что они решаться так быстро..., - он развернулся и подошел с Сыну.
– Ты ведь слышал, что после покушения Рузвельт скончался в больнице не приходя в сознание, - Сын машинально кивнул в ответ.
– Мы ведь с ним почти договорились..., - негромко проговорил Сталин, посмотрев мимо Сына. Все было уже решено. !!!!!!!!!!
– снова не сдержался он.
– Через дипломатическое ведомство мы передали ему лекарство... Я был уверен, что после всего этого у нас будет достаточно времени, чтобы окончательно встать на ноги, - дойдя до стены кабинета, он резко развернулся.
– Из всех эти …, - это было сказано с такой выраженной брезгливостью, что хотелось пойти и тщательно помыть руки.
– Только с ним можно было нормально общаться, не ожидая удара в спину.
Остановившись возле стола, он снова посмотрел на сына, продолжавшего молчать.
– Сомнений уже нет, они решились. В Лондоне уже почти полгода сидит Гесс и дышит в ухо Черчилю, который спит и видит как нас уничтожить, - Сталин сел за стол и с силой провел ладонью по волосам.
– Теперь к ним добавилась эта свинья!
– он с чувством хлопнул по столу.
– По сведениям разведки все начнется не ранее мая, когда начнут просыхать дороги..., - скривился он.
– Сталин вновь встал и быстро подошел к карте.
– Смотри! Балканы..., - ладонь описала небольшой полукруг.
– Здесь сидит почти 17 немецких, итальянских и румынских дивизий, и которых 2 танковые и 1 моторизованная. Далее, почти 300 тысяч англо-американских десантников. Рядов Африка, где ждет Роммель со своим экспедиционным корпусом. В марте британский флот начнет переброску его танков в Европу..., - ладонь переместилась в центр Европы, которая со стороны востока была буквально истыкана крупными красными стрелками.
– С запада нависают фон Бок с почти двух миллионной группировкой; с северо-запада Манштейн, недавно получивший маршальский жезл, с почти пятьюстами новейших тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», - следующий тычок пришелся на Балтику, потом в сторону Архангельска.
– Еще остается Балтийское море, которое мы с трудом прикрывали от немецких крейсеров-рейдеров. А что случиться, если туда войдет полноценная флотилия трех держав? Пятьдесят, сто, двести кораблей?
Вопрос повис в воздухе. Чтобы на него ответить не надо быть сто пядей во лбу... Совместный анлго-американо-немецкий флот, попытающийся войти на Балтику, не сможет остановить никакой береговой форт, ни какое минирование фарватеров. Десяток другой тральщиков в течение нескольких часов, в лучшем случае дней очистит проход, достаточный для прохождения всего флота, а сотня корабельных орудий главного калибра не оставят никакого шанса для фортов, защищающих колыбель революции.
– Мы уже предприняли некоторые шаги, - начал Сталин, закрывая карту специальной шторой.
– Есть мнение, что они позволят немного оттянуть время нового нападения... Переговоры с Императорской Японией только что закончились, - Василий, знавший о предварительных договоренностях с США по поводу Японии, удивился,
– Да, да... нам пришлось пойти на это. Специальный посол Императорской Японии оказался очень по хитрым суки... сыном, - кажется впервые с начала разговора усмехнулся хозяин кабинета.
– Пришлось ему много чего пообещать, - его сын продолжал демонстрировать искреннюю заинтересованность.
– Мы полностью уходим из Маньчжурии, отдаем часть Сахалина. Еще соглашаемся на раздел Китая... Да... аппетиты у них разыгрались, но выбирать не приходится..., - он вновь тяжело вздохнул.
– Сын, мы заключили договор о дружбе и границах, а также протокол о взаимной помощи.
Он замолчал, внимательно смотря на сына. Было видно, что он что-то хотел сказать...
– Василий, - наконец, решился он.
– Я должен знать, Он с нами пойдет до конца или нет?
– он смотрел ему прямо в глаза, словно надеясь прочитать там ответ на так мучающий его вопрос.
– Сейчас нам нет смысла врать друг другу..., - негромко проговорил он, неправильно истолковав эту заминку с ответов.
– Говори.
– Он с нами, Отец, - Василий с трудом сглотнул горький ком в горле.
– Он пойдет с нами до самого конца. Он с нами, Отец... С нами, - снова и снова повторял он, понимая как нужно было Отцу услышать это.
– Ты снова уйдешь?
– вдруг спросил Сталин; прошел какой-то миг и снова в кресле сидел не едва не потерявший надежду отец а уверенный в себе, в своей силе правитель.
– Обратно туда? Это будет самое пекло... Может...
– Не надо, - отрицательно махнул головой парень и решительно сжатые губы, с вызовом смотревшие глаза сказали, что настаивая на своем, его можно смертельно обидеть.
– Отец, ты не прав!
– от его слов, Сталин удивленно вскинул брови.
– Это будет не пекло! Нет!
– на мотнувшейся голове упрямо качнулись кудри.
– Они ни черта не знают, что их здесь ждет!
– губы изогнулись в ухмылке.
– Их будет ждать не пекло, здесь их будет ждать самый настоящий ад!
Он с таким жаром бросал эти слова, что в это верилось безоговорочно.
– Я видел, что он может, - об вспыхнувшие в восхищении слова можно было смело зажигать огонь; эти яркие, пылавшие жаром огни, казалось могли испепелить на месте.
– Отец, это неописуемо!
118
6 февраля 1942 г.
Нью-Йорк. Район доков.
Широкий людской поток грязно-зеленого цвета протянулся в сторону океана. По широкой улице, которая брала свое начало от муниципалитета, а заканчивалась расчищенным пустырем, двигались тысячи солдат, десятки кургузых автомобилей с огромными тюками и ящиками, медленно катились повозки. Сотни солдатских ботинок с чавканьем месили грязь на мостовой, злющие сержанты орали как заведенные на новобранцев, требовательно гудели клаксоны медленно пробиравшихся автомобилей. Вся эта какофония звуков слагалась в чудовищную мелодию разгоравшейся мировой войны...
Чуть в стороне от основной массы людей шел высокий худой человек в черном сюртуке и черном котелке. Он постоянно оглядывался, с тревогой провожая взглядом крупные грузовики
– Эй, мистер, в сторону!
– вдруг кто-то громко гаркнул ему прямо в ухо, отчего он шарахнулся в сторону и обеими ногами влетел в довольно глубокую лужу.
– Чего встал? Не задерживай движение!
– новый окрик уже с другой стороны вновь заставил стал старика врасплох.
– Куда ты прешь?
Вжавшись в осыпающейся кирпичной стене угольно-красного дома, он с грустью посмотрел на свои промокшие штиблеты. Остроносые, когда-то имевшие яркий лакированный блеск, они окончательно превратились в развилины, которые уж точно не годились для продолжительных прогулов в слякоть под открытым небом.
– Ничего, старик, не переживай, - какой-то проходивший мимо мордастый солдат, хлопнул его по плечу.
– Вступай в армию и дядя Сэм купит тебе новые башмаки. Га-га-га!
– он сразу же громко загоготал над своей шуткой.
– Га-га-га! Ты все же подумай, старик, над моим предложением! Подумай!
– орал солдат, уходя все дальше и дальше.
– Хорошенечко подумай, старик!
Несколько секунд он смотрел в след удалявшемуся весельчаку, а потом презрительно сплюнул и пошел за ним.