Зелёный щит нашей планеты
Шрифт:
Джинн отдернул меч, вырывая лезвие из наших теневых рук, и в то же время высоко поднял молот. Теневая фигура двигалась неуклюже, медленно и неповоротливо, поэтому мы подняли руку, создав щит из кинемантической энергии как раз вовремя, чтобы отразить удар молота. Насколько нам было известно, раньше такого никогда не удавалось никому из кинемантов — создать физический энергетический щит, за которым мы могли бы держаться. Но у нас не было времени оценить это открытие. Другой рукой мы посылали зазубренные черные шипы, вылетающие из бурлящего теневого бассейна под нами. Они проникали в самое сердце огненного шторма, и мы призвали Источник дугомантии, чтобы
Джинн нанес удар своим мечом, и мы отскочили в сторону, уходя от удара, теневой кокон вокруг нас поглотил силу и, обернувшись вокруг клинка, крепко его удержал. Но это тоже сыграло на руку Джинну. Огненный вихрь приближался, разгораясь ярче и жарче, чем раньше. Пламя разорвало наши тени на части, сорвало с нас форму, рассеяло и превратило в ничто. Мы закричали от жгучей боли, вызванной пламенем, и желали, чтобы ледяные тени изверглись вокруг нас, оттесняя вихрь и замораживая магму, формирующуюся под нами.
Подобно сотням цепких рук, мы заставили тени высунуться из черного озера, схватить Джинна, вцепиться в его руки и оружие, заморозить все, что они могли. Мы услышали вой Джинна, и он на мгновение отступил, вырвал меч из нашей хватки, а затем одним молниеносным ударом рассек все тени. Молот последовал за мечом и снова обрушился на нас. Мы подняли обе руки как раз вовремя и окутали оружие массой чернильной тьмы, замедляя удар как раз перед тем, как он обрушился на наше тело в центре тени. Я чувствовала, как из молота сочится жар магмы, пожирая наши тени, даже когда мы пытались его заморозить.
Позволь мне заняться защитой. Делай то, что у тебя получается лучше всего, Эскара. Будь оружием. Атакуй!
Я приняла совет Сссеракиса близко к сердцу. Раньше мы действовали как единое целое, и вся мощь ужаса была передана в мое распоряжение. Но я все еще изучала эту силу, стараясь понять, что я могу с ней делать и как. У меня было мало времени, чтобы чему-то научиться, поскольку большая часть моего внимания была сосредоточена на том, чтобы помешать Джинну превратить нас в горящие угли. Я перестала защищаться и позволила Сссеракису прикрывать нас, как только он мог. Я атаковала!
Я приказала зазубренным темным шипам высунуться из бассейна под нами и пронзить вихрь в сотне мест, затем послала кинемантический заряд в каждый шип и взорвала их все. Тысячи ледяных осколков разорвали массу кружащегося огня. Я не была уверена, находился ли Джинн внутри вихря или он и был вихрем, но я не видела другой цели, поэтому направила туда всю свою силу, какую только могла собрать. Джинн снова замахнулся на нас, меч испускал такой яркий свет, что на него было больно смотреть. Я проигнорировала удар и доверила Сссеракису защищать нас, и древний ужас выполнил свою часть сделки, блокируя удар меча, даже когда я посылал ледяные молнии в сердце вихря.
Джинн пошатнулся, вихрь отступил, и я увидела, как он замедлился. На мгновение, всего на одно мгновение, я позволила себе поверить, что мы побеждаем. В битве такие моменты — самое опасное, что может испытать воин. Ужас от падающего меча, боль от рассеченного ребра, гордость от хорошо нанесенного удара — это то, что воин может позволить себе почувствовать. Бояться хорошо, потому что это помогает нам переступать границы дозволенного. Боль полезна, она позволяет нам понять,
Я почувствовала, как земля задрожала под нами, и кокон тьмы вокруг меня затвердел всего за мгновение до того, как вокруг нас взметнулись столбы расплавленной магмы. Крик был не мой. Хотела бы я, чтобы это был мой крик. Какая-то часть меня всегда верила, что Сссеракис непобедим, что он неподвластен боли и поражению. Крик ужаса, полный агонии, доказал обратное, и моя вера в то, что мы можем победить, превратилась в убийственную уверенность в том, что мы проиграем. Наше теневое тело сгорело в порыве огня. В панике я приказала массе теней распространиться позади нас и оттащить наше тело подальше от извергающегося столба пламени. Я и не знала, что умею это делать; я считала наше черное тело неуклюжим, но, по правде говоря, я просто понятия не имела, как им пользоваться. Оно было неуклюжим, это правда — темный сгусток пульсирующей тени, — но оно было быстрым, когда нам это было нужно, хотя оно могло двигаться только вдоль теней, которые мы посылали. Я решила не попадаться на ту же атаку во второй раз и разослала теневые щупальца во все стороны, выжидая момента, когда нам нужно будет передислоцироваться на более выгодную позицию.
Джинн снова набросился на нас, и мы снова обменялись ударами. Я не могу сказать, причинила ли я хоть какой-то вред этому существу; каждый раз, когда я разрушала вихрь, пусть даже совсем немного, он вспыхивал еще сильнее и кружился еще быстрее, чем раньше. Я чувствовала, что мы, со своей стороны, слабеем. И дело было не только в Сссеракисе; есть предел тому количеству энергии, которое Хранитель может извлекать из Источника до того, как тело начнет отвергать Источник, и я черпала силу из тела, которое находилось в другом мире. Мы уклонялись от атак Джинна так же часто, как и блокировали их, и дважды я отступала, а затем бросала дальнобойные теневые дротики в вихрь, пытаясь проникнуть в самое сердце бури.
Что ты делаешь, Эскара? Нас побеждают. Мы не можем надеяться убить эту тварь здесь, а ты слишком быстро истощаешь мои силы. Нас удерживает здесь воля Джинна, однажды я прорвался сквозь нее, когда он отвлекся, но его стены стали крепче. Отвлеки его снова, и я перенесу нас обоих обратно в твое настоящее тело. Я услышала усталое разочарование в словах Сссеракиса и почувствовала, как каждое движение становится все тяжелее и медленнее. Мы быстро терпели неудачу, а Джинн, казалось, становился только сильнее.
Сссеракис был прав. Все мои атаки только заставляли Джинна сильнее сосредотачиваться на нас, тогда как на самом деле мне нужно было его отвлечь. Мы не могли надеяться победить такое существо в мире, который оно само создало, там, где сам мир вокруг нас подчинялся его воле. Мне в голову пришла мысль, в голове сформировался план, и я посмотрела назад, на замок из стекла и огня. Дом Джинна внутри его дома. Ухмылка, которую я позволила себе, была злорадной, как у ребенка, радующегося мысли о том, чтобы опрокинуть чужую башню из кубиков. Я выпустила множество щупалец, извивающихся по растрескавшейся земле, пока они не достигли жилища Джинна, а затем потащили нас за собой. Так быстро передвигаться довольно сложно, и я на мгновение почувствовала головокружение.