Земля обетованная
Шрифт:
«Растяпа!» — думала она со злостью и, остановясь в дверях, вглядывалась из полутьмы в лицо Высоцкого.
— Слизняк! — прошептала она с досадой и вернулась к Бернарду, который перестал играть.
— Первый час! Спокойной ночи, Ружа, я иду домой.
— Поедем вместе, — воскликнула Меля, обращаясь к Высоцкому. — Если хочешь, я тебя подвезу, мой экипаж ждет у ворот.
— Ладно, — с сонным выражением лица проговорил он, застегивая постоянно расстегивавшиеся
— Не забудь, Меля, что в субботу день рождения пани Эндельман, — сказала Ружа, прощаясь.
— Моя невестка просила сегодня напомнить вам, что вас очень ждут, — прибавил Бернард.
— Да, я вчера получила приглашение, но не знаю, пойду ли.
— Приходите обязательно, увидите массу интересных личностей, и мы будем вместе потешаться над моей невесткой. Для дорогих гостей готовят сюрприз: будут концерт, новая картина и таинственная Травинская.
— Тогда придем, хотелось бы на нее посмотреть.
Высоцкий проводил Мелю к экипажу.
— А ты не сядешь? — спросила она удивленно, когда он стал с нею прощаться.
— Нет, уж извини меня… Мне надо пройтись… Я слишком перенервничал, — довольно неуклюже оправдывался он.
— Ну, что ж… Тогда спокойной вам ночи! — со значением ответила Меля, задетая его отказом, но он, словно не почувствовав этого, поцеловал ей руку. Она тут же пожалела о своей резкости и, сев в экипаж, взглянула на него.
— Пошли в какой-нибудь кабак! — сказал Бернард.
— Спасибо, не хочу, сегодня я не в настроении.
— Пойдем в «Шато».
— Мне надо поскорее домой, мать ждет меня.
— Что-то не нравятся мне твои разговоры, с недавнего времени ты и впрямь какой-то странный стал, не иначе как проглотил любовную бациллу.
— Да нет, слово чести, я не влюблен.
— Нет, влюблен, только ты сам этого еще не осознал.
— Значит, ты знаешь больше, чем я. В кого же, скажи на милость?
— В Мелю.
Высоцкий рассмеялся не слишком искренне.
— Попал пальцем в небо!
— Э нет, я в этих делах никогда не ошибаюсь.
— Ну, допустим, но зачем ты мне об этом говоришь? — с досадой спросил Высоцкий.
— Потому что мне жаль, что ты влюбился в еврейку.
— Почему?
— Потому что еврейки хороши для флирта, польки для любви, а немки для размножения племенного скота. Но взять еврейку в жены — о нет, уж лучше утопиться.
— А может, я мешаю тебе? Будем откровенны? — воскликнул Высоцкий, останавливаясь.
— Нет, нет, слово чести, нет! Что за странная мысль! — сухо засмеялся Бернард. — Я тебя предостерег только из дружбы, ведь между вами слишком большое расовое различие,
Бернард подозвал извозчика и поехал домой, а Высоцкий опять, как за два часа до того, пошел по Пиотрковской, но теперь он шагал быстро и совсем в другом настроении.
Слова Бернарда заставили его задуматься, он стал анализировать чувства, которые в нем пробуждала Меля.
XI
Меля, запершись у себя в комнате, размышляла о своей жизни. Она лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в ночную тишину и в голос, начавший звучать в ее душе, голос решительного протеста против замыслов отца, — вчера утром отец повелительным тоном сообщил о сделанном ей предложении, этакой обычной торговой сделке, — крупная сосновицкая фирма «Вольфиш и Ландау», у которой был сын, желала женить его на дочери фирмы «Грюншпан и Ландсберг».
Обеим сторонам сделка представлялась весьма выгодной.
Молодой Леопольд Ландау не возражал, ему было все равно, на ком жениться, только бы за женой дали приданое наличными и в требуемых размерах, — деньги ему были нужны, чтобы открыть собственное дело, и, поскольку у Мели такое приданое имелось и вдобавок она приглянулась ему по фотографии, которую тайно раздобыли сваты, он готов был жениться.
Любит ли она его, умна она или глупа, здорова или больна, добрая она или злая, — на это ему в высшей степени наплевать! Так он и сказал сватам.
Вчера он приехал в Лодзь, дабы самому поглядеть на свою будущую невесту.
Папаша ему очень понравился, Меля очаровала, а фабрика произвела впечатление хорошо поставленного дела — правда, о последнем впечатлении он перед стариком помалкивал и, напротив, осматривая фабрику, изображал равнодушный вид и довольно презрительно изучал готовые платки.
— Лодзинские! — бормотал он, щуря глаза.
— Ну, ну, не говорите глупостей, дело поставлено отменно! — с горячностью возражал Грюншпан.
Леопольд на чрезмерную прямоту не обижался, в делах нет места обидам, он хлопал будущего папочку по спине, и оба в наилучшем согласии отправились обедать.
Меля за столом ужасно страдала и с ненавистью выслушивала сосновицкие комплименты Ландау. При первой возможности она сбежала к Руже.
«Полдня я себе отвоевала, а что будет завтра, что будет потом?» — думала она, лежа в темноте и глядя на штору, сквозь которую в комнату проникал зеленоватый свет, искрясь мерцающими пылинками на светлом ковре и на темной изразцовой печке.