Земное притяжение
Шрифт:
Лешка обошел вокруг кучи обрезков, приподнял прикрывавший ее железный щит, подтащил его на высоту груди, приналег всем телом и толкнул-щит, колыхнувшись, пошел вверх, ударился о стену, еще раз качнулся, сотрясаясь и издавая ужасный грохот, и привалился к стене.
Лешка съежился, затаив дыхание, пережидая. Шум железа замер. По-прежнему было тихо, так тихо, что Лешка услышал, как стучат по соседству в "Вильна Праця" станки и журчит вода, сочившаяся из неплотно прикрытого крана водопровода.
Он выглянул за ворота.
–
Дремавший сидя возчик сполз на землю и стегнул ишака.
Не успела повозка, отчаянно тарахтя, въехать в ворота, как на нее с лаем кинулся черный кобель Игната Трофимовича.
– Султан, назад!
– пугаясь своего голоса, прикрикнул Лешка.
– Кому говорят, Султан!
– Уймись, чучело!
– сказал возчик и добавил матом.
Пес наскакивал то на возчика, то на ишака, и несчастное животное вяло пятилось. Это было какое-то проклятье - сию минуту все повыскочат на этот бешеный лай. Вне себя Лешка кинул в него камнем. Султан отскочил и издали еще упорнее облаял их. А за белыми ставнями у старухи Кечеджи ему беспокойно отозвалась Пальма.
У Лешки руки тряслись, когда он ухватил обрезки и потащил их, волоча и громыхая по земле, на повозку. Спохватился - ведь припас старые варежки, достал из кармана, надел-.рукам стало легче. Он торопился, как только мог.
– Тут за два раза не управиться, - сказал возчик.
– Тише.
– Чего тише? На две повозки не погрузить, говорю.
– Да ладно, сколько уместится. Только тише, а то людей перебудим.
– А коли белый день тебе мал, так чего же...
– Он отошел.
Стало заметно светлее. Фонарь над уборной светил и так более чем достаточно, а тут еще вышла из-за туч луна.
Попробовал еще раз сунуться Султан, но Лешка потрепал его по шерсти и отогнал, он утихомирился, улегся неподалеку.
У Лешки мелькнуло в голове; вог почему его на это дело подбили. Из-за собак он им и понадобился.
Он перетаскивал обрезки. Он старался набрать те, что покороче и не будут волочиться по земле, и нес их, прижимая к себе. Если удавалось поднять и дотащить охапку обрезков почти бесшумно, то, когда укладывал обрезки на повозку, они отвратительно звякали.
Лешка, Лешка, давно ли ты собирал металлолом с пионерским отрядом, а теперь куда-то воровски волочишь эти несчастные обрезки!
– Ну как, справляешься?
Он вздрогнул: он совсем забыл о возчике.
– Я никогда не подсобляю. Если б подсоблял, я б озолотился. Однако воздерживаюсь. Здоровье не позволяет.
Теперь возчик ходил следом за Лешкой, заткнув кнут за голенище сапога, чиркал спичкой, раскуривая папиросу, и громко говорил о том, что врач ему строго-настрого запрещает курить, а то он помрет.
– А я говорю, - громко сказал возчик, - когда-никогда придет та минута.
– Лешка озирался. Двор - проходной, и в те и в эти ворота
Попробовали б они, Славка и Лабоданов, сейчас тут вместо него крутиться. Еще черта с два бы справились.
Он тащил, и длинные-обрезки волочились по земле, гремя, и Лешка продолжал остервенело тащить их, а этот никчемный тип - возчик - стоял как истукан, вместо того чтобы помочь.
У него зло мелькнуло: втравили его в это дело, а сами за его спиной готовятся урвать деньги, попользоваться. Но некогда было сейчас об этом думать.
Где, когда он испытал такое же вот отчаянное напряжение?
Ну да, в море, когда налетел шторм и шаланду тряхнуло... Но тогда было совсем по-другому.
– Может, все уже?
– спросил возчик; он жалел ишака.
Но Лешка добросовестно наполнял повозку. Ну, теперь все.
За кучей обрезков у стены он достал заранее припрятанное старое, драное одеяло, накрыл воз.
– Ну, теперь все. Поезжай!
– Возбужденно махнул рукой.
Возчик мочился, зайдя за повозку. Он равнодушно обошел воз, потыкал в одеяло кнутовищем.
– Поезжай!-нетерпеливо приказал Лешка.
Они выехали на улицу, и Лешка почувствовал неимоверное облегчение. Но тут же с повозки, вздрагивающей на булыжнике, стали валиться обрезки, и Лешка бросился поднимать их,
– Перевязать надо было. Бестолковшина!
– ругался возчик.
Возчик остановил ишака. Они подоткнули со всех сторон одеяло, и возчик, ворча и вздыхая, жалея ишака, уселся на повозку и велел влезть Лешке. Лешка влез и не сел, а лег животом на рдеялр и, не обращая внимания на то, как впивались железные обрезки, прижимал груз всем телом, придерживал руками.
Ишак плелся страшно медленно. Слева над крышами, нагоняя их, бежала луна, скошенная на четверть. Лешка видел ее, повернув набок голову. У него не было ни одной мысли в голове - только острая, обжигающая тревога.
Возчик разговорился. Он жаловался на ишака: купил, чтобы иметь приработок, а прокормить его оказалось накладно, да еще фининспектору плати.
Лешка вдруг вспомнил: не навалил мусор поверх железа, как учил его Славкин знакомый, когда договаривались обо всем, а теперь, если отвернуть одеяло, сразу видно, что везут.
Сворачивали на Торговую. Здесь, слава богу, асфальт. Повозка мягко пошла под гору. Только бы проехать благополучно.
Во второй раз он сделает все как надо, как его учили: завалит обрезки сверху мусором, чтобы в случае чего мог сказать: вывозит мусор на свалку. А ему-то казалось-пустячное дело.
Звякнуло о мостовую упавшее железо.
– Езжай! Не останавливай. Езжай!
– А чего так гнать?
Разве объяснишь? Все время надо быть начеку, хитрить, не подавать виду. Случись что-пропадешь с ним запросто.